ПоэZия русской зимы - Алиса Владимировна Орлова Страница 29

Нас развели порознь в сумрачный час

На полигоне огромной страны.

Она лежит, глаза уставив в зенит,

Теперь не больно ей на солнце смотреть.

И так тихонько где-то слева звенит,

Не разберёшь – комарьё или смерть.

Восемь лет

Вы восемь лет топтали нашу боль.

Вы подло наших слёз не замечали,

И нам за всем мерещилось «яволь,

Майн фюрер!» – так неистово кричали

Герои ваши – там, на той войне,

В которой вас, увы, не дотоптали…

По горло в несмываемой вине,

Из закарпатских схронов вы восстали.

Теперь давить вас – наши боль и пот,

Тяжёлая, но нужная работа.

Учитель, врач, водитель… в бой идёт,

Свой хлеб оставив, доблестная рота.

Скрипач, художник, пекарь, пианист —

Донецкие, луганские ребята…

Под пуль коварных непрерывный свист

Порою, плача, брат хоронит брата.

Но верит каждый, в этой темноте

Лучом лазурным словно освещаем:

И эти сгинут – так же, как и те,

Кого из раза в раз мы побеждаем.

Пускай ещё звучит смертельный марш

И красным залита земная скатерть —

Тернополь, Харьков, Киев – будет наш!

Спаси и помоги нам, Богоматерь.

Маленький человек

Я – всего лишь маленький человек.

На моих плечах светило и семь планет.

Вдоль моей спины грохочет железный век.

Я ему повторяю, почти подыхая, что смерти нет.

Я – всего лишь маленький гражданин

Той страны, что для мира чумного как в горле кость.

Но в её необъятных недрах – спасительный инсулин,

И сама она вся – словно в небо алмазный мост.

А в моей хибаре сибирской – сияющий херувим

Поднимает победный тост, разливая по стопкам свет.

Я всего лишь маленький сын, но как сильно тобой любим,

Моя вечная Родина, чище которой нет.

Шапито

Расстрелянных, раздавленных,

закопанных впотьмах —

спроси их, если веруешь, об этих временах.

Они тебе ответят:

Донца кровавым цветом,

летящей через солнце

невидимой ракетой,

ракитовым кустом,

берёзовым крестом

и строчкой в новостях

на языке простом:

о том, как нашу Дашу

взрывало ни за что

бессмысленно-кровавое

дурное шапито.

«Когда мы попадём с тобой – не в рай…»

Когда мы попадём с тобой – не в рай

И вряд ли в ад – в большую переделку,

Ты мне шепнёшь: «Мой брат, не умирай», —

И на Васильевском шутя назначишь стрелку.

Когда закончится… Лет двадцать пять спустя.

Мы поседеем. Вздрогнем. Выпьем водки.

Смотри: опять архангелы летят

В одесский порт из Ялты и Находки.

И там, куда печёное за край

Садится солнце в августовской пыли —

У врат стоят всё те же «вагнера»,

Которыми мы всей страною были.

Каин

Каин, где брат твой Авель?

…а в ответ – тишина.

Стук обветшавших ставень.

В Киеве бузина.

Где твой братишка, Каин?

Холод седых полей.

Ветер несёт с окраин

Вопли про москалей.

Где твой родимый братец?

Невже так поздно спит?

В кровопролитной рати

Братом своим убит.

Выкорчеван, уничтожен,

Словно и не семья…

«Миленький, милий Боже,

Що ж наробивши я?»

В горем пропахший травень

Каин бредёт, не рад.

Глядь, поднимается Авель…

А в руках – автомат.

«…А вот бы Земфира, узнав о смерти Владлена…»

…А вот бы Земфира, узнав о смерти Владлена,

Бросила Францию, или где она там, к чертям

И гордо сказала: «Мне санкции по колено!

Рената, задраивай шлюзы, все по местам!»

И где-то южнее БГ, от натужной фальши

Заработав гастрит и забросив сурья́-намаска́ру,

Воскликнул в сердцах: «Андрюха, там гибнут наши!» —

И переехал в Рязань или Самару.

Улыбчивый пупсик Ургант вдруг поперхнулся коктейлем

На синем краю залива, даже неважно где,

И сказал: «Мы, русские, на плохих и хороших

друг друга не делим!» —

И пошёл бы в сторону Питера по воде.

И даже не надо Галкина с Пугачёвой,

Как только представишь, как в Риге грустит Чулпан

О том, что теперь до Питера – нет билетов дешёвых

(Не успеет проститься), и Макаревич от горя пьян.

Всё это, на первый взгляд, было бы так естественно.

А впрочем, к чему фантазии – работаем с тем, что есть…

По опыту прежних лет я заявляю ответственно:

За каждой Страстною Пятницей приходит Благая Весть.

«Прямо сейчас происходит военный переворот…»

Прямо сейчас происходит военный переворот

В Конго. В Нигере и Габоне уже случился.

А мой друг сидит в кабаке, ест стейк и пьёт

Где-то в центре Тифлиса.

В Карабахе звучит канонада, Азербайджан

Начал в точности то, о чём говорили эксперты.

А мой друг сидит в кабаке, он немного пьян.

Он не видит смерти.

И когда горела Одесса в четырнадцатом году

И зверьё шутило про жареных колорадов —

Мой друг сидел на террасе, пил напитки и ел еду.

Ему большего и не надо.

…Ковчег стоит на приколе, сотни голов

Поднимаются на борт, хлещет приморский ветер.

Прощай, дружище. Прости, но ты