Другие времена. Антология - Антология Страница 27

выдвижение под палящий зной остервенелого солнца. Но холодильник и фруктовая ваза на столе дают совсем однозначные указания: идти в магазин надо. И в очереди на выполнение этой директивы никого нет. Собрался и пошёл в ближайший магазин «Reve». Он не из дешёвых, но уж лучше переплатить и сократить свои подсолнечные страдания. Уже возвращаясь с увесистой сумкой, надо ведь отсрочить время до следующей вылазки в огненный мир, останавливаюсь на перекрёстке. «Куда ж нам плыть?» Может быть, пойти прямо, под светофор и далее, на следующем перекрёстке, свернуть налево, чтобы зайти в магазин приветливого афганца, сносно говорящего на русском языке: «Здравствуй! Где ты был? Почему я тебя не видел? Заходи. Чаю хочешь? Покупай. Всё дешево. Бери больше. Давай я тебе помогу? Что тебе надо?» А мне хочется сегодня купить только упаковку турецкого галетного печенья. Или свернуть сразу налево и зайти через сотню метров в «бекерайку» и купить брецелей, выпечку в виде винтажных вензелей, чуть солоноватых и достаточно жёстких. Легенда гласит, что когда-то баварский король поручил испечь хлеб, сквозь который можно было увидеть солнце. Так появилась национальная немецкая выпечка — брецель. Мой выбор пал в пользу этих кренделей, если их так можно обозвать. Но не потому, что мне приспичило лицезреть сквозь них раскалённую плазму дневного светила. А только затем, что они вкусны и долго хранятся. Направившись в сторону кондитерской, я шёл вдоль оживлённой автомобильной трассы, невольно наблюдая за разнообразием транспортных средств. А когда оторвал глаза от этого калейдоскопа цвета, форм и мелькающих силуэтов водителей и их спутников и взглянул в сторону каменных строений по левую руку, полагая, что дошёл до намеченной цели, то встретился глазами с полным человеком, восседавшим в инвалидном электромобиле. Он медленно ехал мне на встречу, при этом очень внимательно рассматривая меня. Что его заинтересовало во мне. Возраст, осанистость, седовласые пышные усы и борода, кепи с несуразно длинным козырьком, моё медленное вышагивание, обременённое тяжестью ноши и вымученное пеклом — не знаю. Но, уже почти подъехав ко мне, он с лёгкой миротворной улыбкой произнёс: «So wie so Leben» («Так или иначе — это жизнь»). Я не успел ответить ему, так как мы с ним разминулись. И вскорости вошёл в «бекерайку». Сделав там предполагаемую покупку, зашагал домой, всё ещё находясь под впечатлением от этой неожиданной встречи. Чем больше я над ней размышлял, тем более сущностной она мне казалась. Ведь этот инвалид с позиции своих нелёгких жизненных обстоятельств, заметив многое, осложняющее моё существование, решил меня воодушевить, сказав, что мы всё ещё живы, не взирая ни на что. Мы живы: нас греет пылкое солнце, навстречу летят автомашины, вороны на деревьях затеяли грай, и обнажённость женщин под палящими лучами всё ещё притягивает наши взоры и будоражит кровь. А жизненные тяготы лишь маленькая толика нашей жизни. Некая дань ей. Сами эти мысли достаточно банальны. Но возникшие в результате такого милосердного посыла совершенно незнакомого человека, они приобрели значимость не откровения. Нет. Но такое соприкосновение с уже известной истиной сняло с неё покров истёртости и банальности. Она вдруг стала в данный момент очень смыслоозначенной и долго после этого случая жила во мне как некий источник жизнеутверждающего настроения и поведения.

Я был кустом

Я — лишь маленький завиток пены на гребне волны, уходящей в мгновение ока в безбрежность природы и человечества.

Ж. Маритен

Мне нравится следить за бегом речных вод. И как-то, чтобы продлить это удовольствие, я решил надолго задержаться на речном взбрежье. И осуществил это самым кардинальным способом, став большим раскидистым кустом, что рос в десятке метров от речного потока. Я долго потом вспоминал те ощущения, то восприятие жизни, те радости, те удивления и наслаждения, те испытания, что мне дала моя «кустовая» жизнь. Вот в вечерних сумерках налетит тёплый ветерок, запутается в космах моих веток и листьев, расшевелит меня после полуденной дрёмы и улетит далее играть с белесыми верхушками речных перекатов и водоворотов. Наступающая ночь своими сумерками, а потом и темнотой скроет берега реки. Лишь лунные блики бесшумно бегут по плотной поверхности речных вод. Но иногда вся эта благость взрывается, и из речных глубин взлетает нечто серебристое, с ощеристой зубатой пастью и красными навыкате глазами. Взлетит, зависнет высоко над водой и с шумом плюхнется вниз. Долго потом под лунным мерцанием расходятся круги по речной глади. А то падёт под утро с реки влажный покров тумана, и начнут появляться в туманной дали неясные тени, какие-то затейливые фигуры и очертания. Заухает во мгле сова, с другого берега глухо ей ответит другая. Жутковато становится моей «кустовой» душе. И захочется тогда солнца, света и ярких бликов на речной глади.

Бывает, что налетит жестокий ураган: мощный и злобный. Силится тебя с корнем вырвать из земли и отправить куда-нибудь подалее, скажем, в волшебную страну Оз. Пригнёшься в такие минуты, скукожишься, вцепишься в землю всеми корнями и корешками, забудешь всё на свете, только одну мысль лелеешь: удержаться, удержаться, удержаться. Как внезапно налетел, так внезапно и исчез непрошеный налётчикхулиган. И сразу тишина. Расправишь веточки, шевельнёшь листочками, вздохнёшь с облегчением всем существом и подставишь всего себя под тёплые капли дождя. Умоешься, очистишься от принесённой ветром пыли и грязи. Глянешь в уже появляющуюся синеву небес и тут же захочешь вслед за поэтом воскликнуть: «И жизнь хороша, и жить хорошо!..»

Михаил Рахунов / Чикаго /

Михаил Ефимович Рахунов (1953) поэт, переводчик, международный гроссмейстер по шашкам, родился в Киеве. С 1995 года живет в г. Чикаго, США. Автор четырех книг стихотворений, многократно печатался в русских и зарубежных журналах.

* * *

С женой в кино шагает друг,

Сидеть им дома недосуг,

С высокой липой наравне

Их тени пляшут на стене.

Горят прилежно фонари,

Им быть в дозоре до зари,

И спит на новенькой скамье

Вершитель судеб — Бытие.

Сегодня крутят славный фильм,

Там ловкий вор неуловим.

В кино шагает старый друг,

Планета делает свой круг,

Стучат часы, бегут года

За холм, за реку, в никуда…

Параллели

Мир двуличен — он по краю

Вьёт и радость, и беду.