Мы рождены для вдохновенья… Поэзия золотого века - Федор Николаевич Глинка Страница 21

Безжалостно навеки погребла.

1837

Еще дорожная дума

Опять я на большой дороге,

Стихии вольной – гражданин,

Опять в кочующей берлоге

Я думу думаю один.

Мне нужны: это развлеченье,

Усталость тела, и тоска,

И неподвижное движенье,

Которым зыблюсь я слегка.

В них возбудительная сила,

В них магнетический прилив,

И жизни потаенной жила

Забилась вдруг на их призыв.

Мир внешний, мир разнообразный

Не существует для меня:

Его явлений зритель праздный,

Не различаю тьмы от дня.

Мне все одно: улыбкой счастья

День обогреет ли поля,

Иль мрачной ризою ненастья

Оделись небо и земля.

Сменяясь панорамой чудной,

Леса ли, горы ль в стороне,

Иль степью хладной, беспробудной

Лежит окрестность в мертвом сне;

Встают ли села предо мною,

Святыни скорби и труда,

Или с роскошной нищетою

В глазах пестреют города!

Мне все одно: обратным оком

В себя я тайно погружен,

И в этом мире одиноком

Я заперся со всех сторон.

Мне любо это заточенье,

Я жизнью странной в нем живу:

Действительность в нем – сновиденье,

А сны – я вижу наяву!

23 сентября 1841

«Наш век нас освещает газом…»

Наш век нас освещает газом

Так, что и в солнце нужды нет:

Парами нас развозит разом

Из края в край чрез целый свет.

А телеграф, всемирный сплетник,

И лжи и правды проводник,

Советник, чаще злой наветник,

Дал новый склад нам и язык.

Смышлен, хитер ты, век. Бесспорно!

Никто из братии твоей,

Как ты, не рыскал так проворно,

Не зажигал таких огней.

Что ж проку? Свестъ ли без пристрастья

Наш человеческий итог?

Не те же ль немощи, несчастья

И дрязги суетных тревог?

Хотя от одного порока

Ты мог ли нас уврачевать?

От злых страстей, от их потока

Нас в пристань верную загнать?

Не с каждым днем ли злость затейней,

И кровь не льется ль на авось

В Америке, да и в Гольштейне,

Где прежде пиво лишь лилось?

Болезни сделались ли реже?

Нет, редко кто совсем здоров,

По-прежнему – болезни те же,

И только больше докторов.

И перестали ль в век наш новый,

Хотя и он довольно стар,

Друг другу люди строить ковы,

Чтобы верней нанесть удар?

И люди могут ли надежно

Своим день завтрашний считать,

От правды отличить, что ложно,

И злом добра не отравлять?

А уголовные палаты

Вложить в ножны закона меч?

От нот и грамот дипломаты

Чернил хоть капельку сберечь?

Нет! Так же часты приговоры,

Депешам так же счета нет:

И все же не уймутся воры,

И мира не дождется свет.

Как ты молвой ни возвеличен,

Блестящий и крылатый век!

Все так же слаб и ограничен

Тобой вскормленный человек.

Уйми свое высокомерье,

Не будь себе сам враг и льстец:

Надменность – то же суеверье,

А ты – скептический мудрец.

Как светоч твой нам ни сияет,

Как ты ни ускоряй свой бег,

Все та же ночь нас окружает,

Все тот же темный ждет ночлег.

Сентябрь 1841, 1848

Бастей

Что за бури прошли,

Что за чудо здесь было?

Море ль здесь перерыло

Лоно твердой земли?

Изверженье ли ада

Сей гранитный хаос?

На утесе – утес,

На громаде – громада!

Все здесь глушь, дичь и тень!

А у горных подножий

Тих и строен мир божий,

Улыбается день;

Льется Эльба, сияя,

Словно зеркальный путь,

Словно зыбкую ртуть

Полосой разливая.

Рек и жизнь, и краса —

По волнам лодок стая

Мчится, быстро мелькая,

Распустив паруса.

Вот громадой плавучей

Пропыхтел пароход.

Неба яхонтный свод

Закоптил дымной тучей;

Бархат пестрых лугов,

Храмы, замки, беседки

И зеленые сетки

Виноградных садов;

Жатвы свежее злато,

Колыхаясь, горит;

Все так чудно глядит,

Все так пышно, богато!

Там – в игривых лучах

Жизни блеск, скоротечность;

Здесь – суровая вечность

На гранитных столпах.

1853

«О Русский Бог! Как встарь, Ты нам Заступник буди!..»

О Русский Бог! Как встарь, Ты нам Заступник буди!

И погибающей России внемля крик,

Яви Ты миру вновь: и как ничтожны люди,

И как Единый Ты велик!

Осень 1854

Молитвенные думы

Пушкин сказал:

  «Мы все учились понемногу,

  Чему-нибудь и как-нибудь».

Мы также могли бы сказать:

  Все молимся мы понемногу,

  Кое-когда и кое-как.

(Из частного разговора)

Хотел бы до того дойти я, чтоб свободно,

И тайно про себя, и явно, всенародно,

Пред каждой церковью, прохожих не стыдясь,

Сняв шляпу и крестом трикратно осенясь,

Оказывал и я приверженность святыне.

Как делали отцы, как делают и ныне

В сердечной простоте смиренные сыны,

Все боле, с каждым днем, нам чуждой старины.

Обычай, искони сочувственный народу.

Он с крестным знаменем прошел огонь и