На огненной черте - Константин Михайлович Симонов Страница 21

К а з а н ц е в. Нет, нет.

С т а р у ш к а. Как жаль… А я вот уже второй день ничего не могу добиться…

К а з а н ц е в. Обождите, я сейчас вернусь и постараюсь помочь вам.

Казанцев и Оля уходят.

С т а р у ш к а. Да, да, придете вы, как же…

Старушка подходит к костру, навстречу ей выходит  Ч е л о в е к  в  ш а п к е.

Господи, ну вот и вы наконец… Мы же с вами вчера договорились встретиться, а вы… Это неблагородно…

Ч е л о в е к  в  ш а п к е. А, это вы, мамаша… Вы уж извините, но не могу. Отдельную копать при такой мерзлости грунта, силы надо как у Ивана Поддубного иметь. А у нас, сами знаете, паек как у всех. По норме.

С т а р у ш к а. Что вы, голубчик, миленький, я же не задаром… Вот же, посмотрите, колье… с бриллиантом… Тут и отец его, и братья похоронены… Как же ему в общей, голубчик вы мой… У него книг одних поболе сорока вышло… Вот одолеем немца, потом люди на могилку-то приходить будут…

Ч е л о в е к  в  ш а п к е. Это мы понимаем…

С т а р у ш к а. Ну вот… Ну и хорошо… Берите, пожалуйста, колье… бог уж с ним… и сделайте милость… Вот там, где семейный участок наш… Я покажу…

Входит  К а з а н ц е в. Его не замечают.

Ч е л о в е к  в  ш а п к е. Да нет, мамаша, нам эти камушки ваши ни к чему. Не понимаем мы в них. Да и нет им сейчас никакой цены. Если копать, так и поесть надо. Хлеба… Вот…

С т а р у ш к а. Сколько же хлебца-то, голубчик?

Ч е л о в е к  в  ш а п к е. Пятьсот граммов. Норма…

С т а р у ш к а. Господи, да где ж я возьму столько?.. Я и сама-то… Ведь я не рабочую получаю… Да ведь это же бриллиант настоящий, чистой воды, вы за него…

Человек в шапке поворачивается, хочет уйти.

Ну вот, господи, куда же вы, не уходите… Вот тут есть у меня… Это все, до корочки…

Казанцев видит, как к хлебу тянется ладонь Человека в шапке.

Ч е л о в е к  в  ш а п к е (взвесив на ладони хлеб). Да что вы, мамаша, тут и двухсот граммов не будет…

С т а р у ш к а. Что же делать-то… Ведь это я и за завтра получила… Берите и колье, берите и хлеб этот, но только…

Казанцев одним прыжком очутился рядом с Человеком в шапке.

К а з а н ц е в. Отдай!!!

Человек в шапке отскочил от Казанцева, в его руке блеснул клинок лопаты.

Ч е л о в е к  в  ш а п к е. Фу ты!.. Ну чего ты кидаешься? Смажу ведь по башке!..

К а з а н ц е в (вырвал у него лопату). Отдай!!!

Человек в шапке возвращает Старушке хлеб.

Ч е л о в е к  в  ш а п к е. Вот сами видите, как связываться… (Обиженно вздыхая.) Тут еще и жизни решишься…

К а з а н ц е в. Сволочь!

Ч е л о в е к  в  ш а п к е. Ну-ну, тише… Сам небось к хлебу кинулся… А у нас тут свой был разговор, и все… А вы, мамаша, сами кушайте свои корочки. А я не могу… Не положено.

С т а р у ш к а (Казанцеву). Что же вы, молодой человек, как же нехорошо вы поступили… Что же мне теперь…

Старушка поплелась прочь.

К а з а н ц е в (вскинув лопату, как винтовку). Ну, подлец, сейчас я тебя убью.

Ч е л о в е к  в  ш а п к е. За что?

К а з а н ц е в. За то, что ты сволочь и мародер.

Ч е л о в е к  в  ш а п к е. За старуху, что ли?

К а з а н ц е в. За хлеб.

Ч е л о в е к  в  ш а п к е (устало). Ну и дурак.

К а з а н ц е в. Пусть… А тебя я все равно убью… Повернись… Некогда мне с тобой…

Человек в шапке садится у костра.

Ч е л о в е к  в  ш а п к е. Мне-то что, убивай… Лучше уж сидя помереть, не так ноги ломит… У тебя-то небось не пухнут… Ну убивай, чего же ты…

К а з а н ц е в. Кто ты такой?

Ч е л о в е к  в  ш а п к е. А хрен его знает… Тебе что, автобиография моя нужна?..

К а з а н ц е в. Ну?!

Ч е л о в е к  в  ш а п к е (покачал головой). Интересное у нас нынче собрание… Лекальщик я… С оптико-механического… Слыхал?

К а з а н ц е в. Нет.

Ч е л о в е к  в  ш а п к е. Это понятно. Потому что эвакуировались они все… А меня, вот видишь, на эту должность мобилизовали…

К а з а н ц е в. Зачем у старухи хлеб требовал?

Ч е л о в е к  в  ш а п к е. А жрать я что должен? Ты покопай отдельную, я на тебя погляжу.

К а з а н ц е в. Не лекальщик ты. Ты — червь могильный! Ублюдок — вот ты кто!

Ч е л о в е к  в  ш а п к е. Ты убивай! А не лайся!.. Убивай!.. А то как двину!.. Пришел тут мне мозги вправлять!.. Ты троих прокорми, как я, а потом уж нотации читай… Я твоего хлеба суток трое не видел. На одной дуранде сижу… Ну чего смотришь, рыжий? Бей!.. Только вот адресок мой возьми… Там баба и пацанов двое, и каждому в рот положи…

Человек в шапке внезапно замолк, охнул и прижал рукавицу к глазам. Казанцев вынул из кармана пачку папирос, достал оттуда одну, протянул мужчине.

К а з а н ц е в. На, закури…

Ч е л о в е к  в  ш а п к е. Чего?

К а з а н ц е в. Закури, говорю…

Человек в шапке взял папироску, закурил от костра, затянулся.

Ч е л о в е к  в  ш а п к е. Хорош табак… На Урицкого всегда табак хорош был…

К а з а н ц е в. Ладно… Я тебя, понимаешь, сегодня убивать не буду… Но если ты, сволочь, еще хоть раз…

Ч е л о в е к  в  ш а п к е. До чего же табак хорош…

К а з а н ц е в. Ты понял?!

Ч е л о в е к  в  ш а п к е. Приходи… Куда я денусь?.. Если не помру, тут буду… А и помру — тоже тут буду…

З а т е м н е н и е. Метроном.

VI

На авансцене, в луче, пожилая  Ж е н щ и н а  и  С о л д а т.

Ж е н щ и н а.

Мне скажут — Армия…

                      Я вспомню день — зимой,

январский день сорок второго года.

Моя подруга шла с детьми домой —

они несли с реки в бутылках воду.

Их путь был страшен, хоть и недалек.

И подошел к ним человек в шинели,

взглянул — и вынул хлебный свой паек,

трехсотграммовый, весь обледенелый.

И разломил, и детям дал чужим,

и постоял, пока они поели.

И мать рукою серою, как дым,

дотронулась до рукава шинели.

Дотронулась, не посветлев в лице…

Не ведал мир движенья благодарней!

Мы знали  в с е  о жизни наших армий,

стоявших с нами в городе, в кольце.

С о л д а т.

…Они расстались. Мать пошла направо,

боец вперед — по снегу и по льду.

Он шел на фронт, на Нарвскую заставу,

от голода качаясь на ходу.

Он шел на фронт, мучительно палим

стыдом отца, мужчины и солдата:

огромный город умирал за ним

в седых лучах январского заката.

Он шел на фронт, одолевая бред,

все время помня — нет, не помня, зная,

что женщина глядит ему вослед,

благодаря его,