На огненной черте - Константин Михайлович Симонов Страница 15

В е р н е р. Вы дурак, Краузе, потому что, когда взяли эту девицу, надо было сначала ее допросить (кивнув на обитую железом дверь), а потом уже сажать с остальными.

К р а у з е. Разрешите доложить, господин капитан, ее посадили с остальными потому, что вас не было.

В е р н е р. Все равно, был я или не был, ее нельзя было сажать с ними. Теперь она говорит только то, о чем они сговорились. Теперь она уверяет, что она была прислана к этой старухе, и все. А причиной этому то, что вы дурак. Ясно вам это?

К р а у з е (вставая). Так точно, господин капитан.

В е р н е р. Введите ее.

С о л д а т  вводит  В а л ю. У нее измученный вид. Руки бессильно висят вдоль тела.

Я слышал, вас избили?

В а л я. Да.

В е р н е р. И вас опять изобьют завтра так же, как и сегодня, если вы сегодня будете говорить то же, что и вчера. Но если вы скажете что-нибудь новое, то вас больше не будут бить, вас просто расстреляют. Вы слышите, даже не повесят, а только расстреляют. Даю солдатское слово.

Валя молчит.

Зачем вы переправились?

В а л я. Я уже сказала. Я переправилась сюда (говорит смертельно усталым голосом заученные слова), чтобы успокоить мать одного нашего командира, чтобы сказать, что вскоре их всех освободят. Она сидит здесь, она может сказать, что я говорю правду.

В е р н е р. Конечно, она может сказать это после того, как вы сговорились, благодаря тому, что мой писарь — идиот. А зачем у вас с собой был браунинг? Для того чтобы передать сыновний подарок?..

В а л я. Нет. Браунинг… я взяла его для того, чтобы застрелиться, если…

В е р н е р. У нас не дают стреляться женщинам. Мы их избавляем от этого труда. Имейте это в виду.

В а л я (все тем же смертельно усталым голосом). Я же сказала: я пришла к матери одного из наших командиров…

В е р н е р (ударив по столу кулаком). Я слышал это! Краузе!

К р а у з е. Да.

В е р н е р. Давайте старуху.

К р а у з е  вводит  М а р ф у  П е т р о в н у. У нее растрепанные седые волосы и руки висят так же неподвижно, как у Вали.

(Марфе Петровне.) Для чего вот эта (кивает на Валю) приходила к вам? Должна была прийти к вам, если бы мы не задержали ее?

Марфа Петровна молчит.

Сколько раз она у вас была?

Марфа Петровна молчит.

Сейчас без двух минут семь. Если до семи ты мне не ответишь, будешь повешена. Все. (Откидывается на спинку кресла в позе ожидающего человека.)

М а р ф а  П е т р о в н а. Я вам отвечу, господин офицер. Если уже две минуты осталось, то я вам отвечу.

В е р н е р. Ну?

М а р ф а  П е т р о в н а. Я слыхала, что вы из города Штеттина, господин офицер.

В е р н е р. Ну?

М а р ф а  П е т р о в н а. Хотела бы я полететь к вам туда невидимо, в ваш город Штеттин, и взять ваших матерей за шиворот, и перенести их сюда по воздуху, и сверху им показать, чего их сыновья наделали. И сказать им: «Видите вы, суки, кого вы народили? Каких жаб на свет родили! Каких вы гадюк на свет родили!» И если бы они не прокляли вас после этого, то убила бы я их вместе с вами, с сыновьями ихними!

В е р н е р. Молчать!

М а р ф а  П е т р о в н а. Молчу. Я тебе все сказала. Прошли твои две минуты. Вешай.

В е р н е р (смотрит на часы). Еще десять секунд. Я жду.

М а р ф а  П е т р о в н а. Нечего мне больше тебе говорить.

Пауза.

В е р н е р (смотрит на часы). Ну? (Пауза.) Вывести и повесить.

Краузе уводит Марфу Петровну. Она в дверях молча поворачивается к Вале и низко ей кланяется. Передав ее солдатам, Краузе возвращается. Пауза.

(Взглянув еще раз на часы.) Ну вот сейчас ее повесят. Через минуту. Только потому, что ее все равно повесят, я разрешил ей сказать то, что она сейчас сказала. Вы будете говорить?

В а л я. Я уже вам сказала: я переправилась сюда успокоить мать одного из наших командиров…

В е р н е р. К кому вы сюда шли?

В а л я. Я уже сказала.

В е р н е р. Хорошо. Значит, вы взяли браунинг на тот случай… Я сам, правда, не одобряю этих случаев, но вот Краузе, он их любит. Когда вы сменитесь с дежурства, Краузе, вы можете взять ее к себе под домашний арест. Ясно?

К р а у з е. Ясно, господин капитан.

В е р н е р. Он сменится с дежурства в десять, если вы, конечно, до этого не передумаете.

Входит  с о л д а т.

С о л д а т. Господин капитан, явился перебежчик. Разрешите?

В е р н е р. Давайте его.

Входит  Г л о б а.

Откуда?

Г л о б а. Оттуда, господин офицер, сам перешел.

В е р н е р. Кто вы?

Г л о б а. Я фельдшер. Глоба моя фамилия.

В е р н е р. Садитесь.

Г л о б а. Покорно благодарю, господин офицер.

В е р н е р. Почему перешли?

Г л о б а. Да что ж, господин офицер, своя рубашка ближе к телу. Не пропадать же всем русским людям через этих большевиков.

В е р н е р. Ну, говорите, что вы хотели сказать. Наверное, что-то хотели?

Г л о б а. Конечно, господин капитан. Я во сне видел, как уйти оттуда, они у меня все отняли. Сам пять лет сидел, а теперь через них же и пропадай. У меня сообщение важное есть, только вот… (Оглядывается на Валю.)

Валя молча, с ненавистью смотрит на него.

В е р н е р. Ничего. Ее сегодня все равно… В общем, можете при ней.

Г л о б а. Разрешите папиросочку, господин офицер.

В е р н е р. Краузе, дайте ему папиросу.

Г л о б а (закуривает). Покорно благодарю! (Тихо, перегибаясь через стол.) Господин офицер, у них воды совсем больше нет. Патронов нет. Они решили, кто здоровые, особенно из начальства, сегодня к ночи у Южной балки вдоль лимана пробиваться. Они ночью атаку там думают делать. Они думают, что не ждет немец этого, то есть, простите, не ждете, значит, вы этого… и вот хотят.

В е р н е р. Это правда?

Г л о б а. Истинная правда, господин офицер. Я как только узнал, так сразу же и перебежать решился, потому что, думаю, если так просто, то, может, и расстреляете вы меня, а сообщение вам принесу, то вы сразу, что я человек преданный, увидите.

В е р н е р. Когда это должно быть?

Г л о б а. Скоро, в восемь часов.

В е р н е р (задумывается, вынимает из планшета карту). Подите сюда. Здесь?

Г л о б а (заглядывает). Так точно, здесь.

В е р н е р. А чем вы можете доказать?

Г л о б а. Так скоро же начнется. Сами увидите.

В е р н е р. А вы знаете, что русские подошли к самому лиману? Слышите?

Слышна канонада.

Г л о б а. Слышу, господин офицер. Так ведь это же тут. А у меня