Сергей Киров. Несбывшаяся надежда вождя - Константин Анатольевич Писаренко Страница 9

пропаганду ЦК РСДРП и бросил лучшие силы. В 1901 году появился социал-демократический Сибирский союз, который летом 1902 года приступил к активной агитационной кампании. Прежде всего, это выпуск и распространение печатной продукции – прокламаций и листовок, во вторую очередь – организация «массовок», собраний рабочих за городом под видом гуляний и пикников, и отдельные беседы с группами рабочих. В крупнейших узловых центрах – Красноярске, Иркутске, а также Чите (станции Забайкальской железной дороги) – в 1903 году комитеты РСДРП полностью отвергли «экономизм», то есть борьбу исключительно за сносные условия труда рабочих без политических лозунгов (Ленин в «Что делать?» «экономизм» и подверг жесткой критике).

В Омске, Челябинске, Новониколаевске (Новосибирске) комитеты колебались. Томский комитет то же в 1903 году отбросил «экономизм», но агитация железнодорожников не была у него в приоритете. Томск – студенческий город. Сюда молодежь и азиатской России, и европейской приезжала учиться в университете и технологическом институте. И здесь в типографиях города образовалась очень крепкая социал-демократическая ячейка. Поэтому Томск стал кузницей кадров в области агитации и подпольного книгоиздания для всей сибирской магистрали. К тому же осенью 1904 года в Томск перебралось и бюро комитета Сибирского союза в лице В.А. Гутовского, А.Ф. Сухорукова, Н.Н. Баранского, В.М. Броннера и других, включая Г.И. Крамольникова, сбежавшего из нарымской ссылки.

Вот в такую среду попал юный Сергей Костриков по приезде в Томск. Неудивительно, что он увлекся по примеру новых друзей-печатников и студентов-технологов идеей преобразования России посредством всеобщей стачки сибирских железнодорожников и, если понадобится, народного вооруженного восстания. Это совсем не утопия, и Ленин не пребывал в иллюзиях, уделяя столь много внимания Сибири и деятельности комитетов Сибирского союза. Ильич верно понял, чем обернутся дальневосточные проекты Николая II. Столкновением с Японией и войной. И все снабжение русской армии тогда будет зависеть от пропускной способности Сибирской железной дороги. А если она вдруг замрет… Не на день или на два, а надолго, на срок приличный, чтобы выдвинуть императору любой ультиматум.

В идеале стачка должна произойти после крупного военного поражения русских войск. Гарнизон Порт-Артура, русской военной базы в Китае, капитулировал 23 декабря 1904 года. А 9 января 1905 года в Петербурге царская гвардия расстреляла рабочую демонстрацию. В Томске сочли, что час пробил, и решили вывести своих людей 18 января 1905 года на главную улицу города – Почтамтскую. Причем под охраной боевой дружины, которую сформировал «чудесный томский большевик» Александр Михайлович Смирнов. Свидетель разгона и безжалостного избиения студентов на первой такой демонстрации, в феврале 1903 года, он настоял на создании при горкоме боевого комитета, боевой группы.

В «боевики» к Смирнову Костриков тоже не преминул записаться. Ему не терпелось поспеть везде, понюхать «революционного пороха» во всех смыслах: и в кружке, где листали нелегальные книжки и брошюры, спорили до хрипоты и сочиняли хлесткие прокламации, и у дружинников, собиравших и заряжавших пистолеты, колдовавших над компонентами самодельных бомб, оттачивавших практическое боевое взаимодействие. Смирнова юноша обаял так же быстро, как и Крамольникова, который, кстати, накануне событий отправился в Красноярск – поднимать на забастовку самую крупную и самую распропагандированную станцию сибирской линии. А всего Томск покинуло до двадцати эмиссаров «с запасом литературы… и с готовой типографской техникой»[31].

Манифестацию 18‐го числа предварил банкет 12‐го. На нём тоже отличился Костриков. Благопристойное мероприятие эсеров и либералов, приуроченное ко дню студентов, учреждению в Татьянин день Московского университета, с речами и ужином, эсдеки превратили в революционный митинг. Молодежь рабочая и студенческая «с поддельными билетами» проникла в зал и сорвала «праздник просвещения». Именно наш герой возглавил группу ребят, которая проникла в здание через черный ход и отворила парадную дверь всем прочим непрошеным гостям. И «благородное» собрание, наэлектризованное крамольными призывами и речами, «единодушно» приняло резолюцию о проведении шествия в Томске и всеобщей стачки на Сибирской железной дороге под антивоенными лозунгами.

Костриков, опекаемый Смирновым, буквально рвался в бой: помогал сколачивать новые боевые «пятерки» и «десятки», доставал револьверы системы «бульдог» и «лефаше». А ещё настоял на своем праве идти рядом со знаменосцем, чтобы первым, если придется, подхватить флаг с надписью: «Долой самодержавие!»[32]

По признанию Баранского, революционно настроенная томская молодежь зимой 1905 года «задыхалась от полнокровия, трезвая оценка положения» не производилась. Все жаждали действий, чтобы заявить о себе, чтобы заметили и отреагировали другие, в том числе власть. Власть демонстрацию заметила…

Сергей шел рядом с Иосифом Кононовым, державшим полотнище с революционным призывом. Естественно, полиция и казаки бросились на них, чтобы отобрать знамя. Вырвать красный стяг силой не получилось, и тогда применили оружие: сначала шашки, затем прозвучал выстрел, роковой для Кононова. Кострикову повезло: ему лишь рассекли шашкой пальто.

Разумеется, гибель товарища не отрезвила, а ожесточила молодого Кирова. Вечером на подкомитете он причинами постигшей всех неудачи назвал отсутствие «хорошего вооружения, дисциплины и достаточного числа демонстрантов». И тот факт, что главная цель – всеобщая стачка железнодорожников – нигде не задалась, в том числе и в Красноярске, Сергея совсем не смутил. Революция, новая прекрасная в будущем жизнь без жертв не победит, а значит, нужно вновь и вновь выводить людей на демонстрации, стачки, баррикады…

На сходке 2 февраля 1905 года в доме на Никитской улице, на квартире студента Кошкарева, более полусотни её участников решали вопрос о «новой вооруженной демонстрации». Полиция помешала им и забрала с собой сорок социалистов. Часть успела уйти через разбитое окно в соседней «маленькой темной комнате».

В тюрьме Костриков «вел себя весьма дурно». Что скрывается за этой оценкой жандармского полковника Романова? Похоже, юношеская бравада, нарочитая, задиристая. Просьба о позволении курить табак (13 февраля). А оно зависело лично от губернатора. Пожар в камере от «случайно» упавшей керосиновой лампы (28 февраля). Счет тюремной администрации за пострадавшее в огне одеяло (11 марта). Вот так молодой узник дразнил «ненавистную» царскую власть. Впрочем, власть не разозлилась и спустя два месяца отпустила половину из сорока бунтарей, по её мнению, не самую важную и опасную. В их числе на свободу вышел и Сергей[33].

Групповой портрет социал-демократов, арестованных 2 февраля 1905 г. [РГАСПИ]

6. За стачку и восстание

Очевидно, что первый тюремный опыт должного впечатления на нашего героя не произвел и на взгляды никак не повлиял. Даже напротив. Костриков ощущал себя героем, по крайней мере в кругу единомышленников, смотревших на него с куда большим почтением, чем до ареста. Впрочем, у Сергея имелся и другой мотив вести себя героически. Вскоре после перехода в кружок Крамольникова «повышенного типа» он приметил среди «гостей», приходивших на занятия или собрания, двух девушек. Обе учились на врачей и хорошо знали «Гришу». Года за два или за три до появления Кострикова в Томске они помогали социал-демократам Сибирского союза распространять литературу, прокламации и поддерживать связь со