Генрих Ягода. Генеральный комиссар государственной безопасности - Леонид Михайлович Млечин Страница 9

Проверка пропусков у входа в Смольный. 1917. [ТАСС]

Свердлов распорядился: так как почта нас саботирует и не доставляет наших газет, то для того, чтобы провинция не была оторвана от центра и знала все происходящее, выпускать бюллетень на основании всего того, что поступало в секретариат.

«Ежедневно к вечеру, – вспоминала Елена Дмитриевна Стасова, которая была секретарем Бюро ЦК партии большевиков, – составляли бюллетень, переписывали его гектографическими чернилами, размножали и посылали по всем имевшимся в ЦК адресам в провинцию. Работали над этими бюллетенями до поздней ночи».

Свердлов привлек Ягоду к партийной работе. Генриху Григорьевичу, как и другим, засчитали годы, проведенные в организации анархистов-коммунистов, в партийный стаж – и он стал членом партии с 1907 года. А старые (по стажу) болбшевики ценились. И назначались на высшие посты.

Нетерпение – вот что охватило Генриха Ягоду (и не его одного!) в семнадцатом году. Вождь большевиков Владимир Ильич Ленин утолил эту жажду, обещав изменить все разом. Не знаю, верил ли он сам, что, отобрав деньги у банкиров, землю у помещиков, заводы у фабрикантов и введя вместо рынка план, а вместо магазинов – распределители, можно немедленно изменить жизнь и сделать страну счастливой, но других он в этом точно убедил!

Ленин и произнес эту знаменитую формулу «грабь награбленное!» И нисколько она не смутила молодого Ягоду: правильно, так с буржуями и надо! Лишь немногие, как замечательный писатель и очень совестливый человек Владимир Галактионович Короленко, осознали, что большевики подтолкнули народ к «устройству социальной справедливости через индивидуальный грабеж (ваше: грабь награбленное)». Одним махом отменили все сдерживающие факторы – законы, традиции, моральные запреты…

Но именно эти обещания и лозунги привлекли массы и помогли ленинцам завоевать власть в ноябре семнадцатого и удержать ее в годы Гражданской войны. Первая строфа «Интернационала», гимна партии большевиков, заканчивалась радующими душу словами:

«Кто был ничем, тот станет всем».

Очень точно эти настроения описал член-корреспондент Академии наук и многолетний директор Института российской истории Андрей Николаевич Сахаров:

«Когда малокультурные, обездоленные люди поняли, что они могут не только встать вровень с имущими, с вчерашним “барином”, но и подняться выше него в социальной иерархии, завладеть безнаказанно его домом, имуществом, средствами производства, – когда до них дошел этот сокровенный смысл революции, она стала многомиллионным социальным взрывом, который и оказался самым важным, реальным результатом Октябрьского переворота».

Генрих Ягода видел, что происходит в стране, где крестьяне с наслаждением разоряли помещичьи усадьбы и процветающие хозяйства. Забирали все, что хотели, – скот, инвентарь, зерно. Остальное – сжигали. Ягода и остальные большевики не сознавали, что тем самым уничтожалось самое эффективное в стране зерновое производство: помещичьи имения и хозяйства тех, кто поднялся в результате столыпинских реформ.

В чем смысл уничтожения чужой собственности? А это и есть затаенная мечта тех, кто не переносит чужого успеха: пусть все превратится в пепел, лишь бы больше никто на этом свете не обогащался!

Если бы начатую главой российского правительства Петром Аркадьевичем Столыпиным аграрную реформу успели довести до конца, революции бы не случилось. Но Столыпина радикальные социалисты, и Ягода среди них, ненавидели.

А сегодня историки и экономисты смотрят на старую Россию иным, более трезвым взглядом.

«Россия накануне Первой мировой войны была одной из основных экономических держав, – пишет известный американский ученый Пол Грегори, изучающий экономическую историю нашей страны. – Она стояла на четвертом месте среди пяти крупнейших промышленно развитых стран. Российская империя выпускала почти такой же объем промышленной продукции, как и Австро-Венгрия, и была крупнейшим производителем сельскохозяйственных товаров в Европе».

Темпы экономических и социальных перемен в дореволюционной России сравнимы с европейскими, хотя отставали от американских. Рост национального дохода – как в Германии и Швеции. Очень успешно развивалось сельское хозяйство – можно говорить о настоящем буме.

П.А. Столыпин, саратовский губернатор (1903–1906), председатель Совета министров, барон В.Б. Фредерикс, граф, министр императорского двора. 1910. [РГАКФД]

Если бы главу правительства Петра Аркадьевича Столыпина не застрелили в 1911 году в Киеве, судьба России – и героя этой книги – сложилась бы иначе

Старая Россия при условии проведения таких же модернизационных проектов, какие затеял Столыпин, добилась бы неизмеримо большего. И сколько десятков миллионов людей остались бы живы! Все долгосрочные цели могли быть достигнуты на путях развития стабильной рыночной экономики. Если даже очень осторожно экстраполировать показатели дореволюционного экономического роста в гипотетическое будущее, то очевидно, что Россию отделяло всего лишь несколько десятилетий от превращения в процветающую во всех отношениях страну…

Но не сбылось. Петра Аркадьевича Столыпина, который пытался модернизировать Россию, в сентябре 1911 года застрелили в киевском городском театре, где в тот вечер давали «Сказку о царе Салтане».

Снимая фильм о Столыпине, я побывал в зале киевского театра. Его только что отремонтировали. Вот место, где во втором антракте, как только занавес опустился и царская ложа опустела, стоял глава правительства, опершись на балюстраду оркестра. Он разговаривал со своими министрами.

Зал опустел, публика хлынула в фойе. Вместе с остальными зрителями вышел и адъютант председателя Совета министров, который должен был его охранять. Да что может случиться? В театре – пятнадцать жандармских офицеров и девяносто два агента дворцовой охраны и Киевского охранного отделения!

И в этот момент раздались два выстрела!

«Петр Аркадьевич как будто не сразу понял, что случилось, – вспоминал киевский губернатор. – Он наклонил голову и посмотрел на свой белый сюртук, который с правой стороны под грудной клеткой уже заливался кровью. Медленными и уверенными движениями он положил на барьер фуражку и перчатки, расстегнул сюртук и, увидя жилет, густо пропитанный кровью, махнул рукой, как будто желая сказать: “Все кончено!”»

Сохранился боковой выход из театра, через который вынесли смертельно раненного Столыпина, чтобы уложить в подъехавшую карету скорой помощи. Он уже впал в беспамятство. Нет только места, где во время спектакля сидел стрелявший в главу правительства Дмитрий Григорьевич Богров, революционер-анархист и секретный сотрудник охранного отделения полиции. Он получил билет в последний ряд. При ремонте расширили оркестровую раму, и последним рядом кресел пожертвовали…

Ягоду, как и других радикалов, убийство Столыпина только радовало. В 1911 году Генрих Григорьевич сам готовился к терактам с помощью взрывчатки.

До и сразу после революции большевики и анархисты были союзниками в борьбе против общего врага – царской власти.

Скажем, Учредительное собрание, которое в январе 1918 года собралось в Петрограде в Таврическом дворце, поручили разогнать отряду моряков под командованием анархиста