Виталий Дубинин. Это серьезно и несерьезно. Авторизованная биография бас-гитариста группы «Ария» - Татьяна Винокурова Страница 4

только открыли, и мы стали первым даже еще не выпуском, а только «запуском» для этой школы. Не могу сказать, что мне очень понравилось учиться, но все предметы, которые на тот момент у нас были,– арифметика, письмо, чтение, труд, чистописание,– давались мне легко (за исключением, наверное, только чистописания). В целом учиться оказалось даже интересно – конечно, это еще зависело и от учителя. Моя первая учительница Нина Алексеевна Назарова увидела во мне и еще в одном ученике большие способности к арифметике и после нескольких уроков выдала нам учебники для второго класса. Дальше мы занимались именно по ним. То есть шел обычный урок, только все решали одни примеры, а она подходила к нам и говорила: «А вы вот это решаете», – и давала нам задание из учебника для второго класса. Мы были очень горды и чувствовали себя неимоверно крутыми, потому что все смотрели на нас с завистью и уважением. Но за это, опять же, спасибо маме, потому что она очень много занималась со мной перед школой, и если бы я ходил в детский сад вместо этих домашних занятий, то вряд ли бы достиг таких успехов.

Таким образом, первые три года начальной школы мне очень нравилось ходить на уроки, пока у нас была эта учительница. Мне кажется, я был у нее в любимчиках, потому что после родительских собраний мама говорила, что учительница хвалила меня. Но и доставалось мне тоже от нее порой: если я косячил, спуску она мне не давала. Как-то мы писали контрольную работу по арифметике. А тогда делали это перьевыми ручками, которые окунали в чернильницу-непроливашку: в парте была дырка, в нее вставлялась эта чернильница-цилиндрик небольшого размера, и туда нужно было макать перьевую ручку, чтобы написать что-то в тетради, а потом промокашкой осторожно убрать излишки чернил на листе. А непроливашкой эта чернильница называлась потому, что если упадет на бок, то не прольется. Мы носили эти непроливашки в портфелях, и вроде бы действительно ничего не проливалось. Но если вдруг ты решил портфелем дать кому-нибудь по голове, то потом дома ждали всяческие сюрпризы, так как в подобном случае чернила могли просто залить портфель и учебники… Но вернемся к контрольной по математике. Я быстро ее сделал, все аккуратно написал, все примеры решил и думал сдать первым. А я так аккуратно выводил написанное и так сильно нажимал на перо, все время макая его в чернила, что переборщил с ними. Получилось красиво, но чернила не высохли. Вот я наконец поставил точку, беру промокашку… Промокнул, рука чуть-чуть дернулась – и я смазал всю эту контрольную работу! Думаю – что же делать?! Там было видно, в принципе, то, что я написал, но это все получилось как одна сплошная фиолетовая клякса. Я расстроился, но решил, что переписывать не буду: во-первых, не успею, во-вторых, написанное все же и так видно. Ну, и сдал так тетрадку. На следующий день, когда получил ее обратно, еще не открывая, с замиранием сердца подумал: «Ой, ну я там все решил правильно, но, наверное, оценку снизят за то, что смазано все». Открываю… а там – кол! Таким ярким красным цветом, на полстраницы! Это было такое фиаско… В общем, я очень огорчился, помню, и тетрадку эту хранил долго, периодически открывал ее и заново переживал этот момент.

1 класс, 1965 г.

Тем не менее первый класс я закончил хорошо, у меня была лишь одна четверка – по чистописанию. Мне дали похвальную грамоту и подарили книгу «Путешествия Гулливера». На каникулы меня отправили к бабушке под Коломну, в деревню Борисово. Это тоже оказалось замечательное время! У меня там были двоюродные братья и сестры, братья старше меня – один на четыре года, другой на шесть лет. Они взяли меня под свою опеку. А я, несмотря на то что внуковский, все же считался москвичом, и они рассудили так: приехал в гости москвич – надо показать ему настоящую жизнь. Целыми днями мы пропадали на речке Северке, ловили рыбу всеми возможными способами: банками, корзинками, удочками, наметками – чего только ни придумывали! Я как сейчас помню необычайно прозрачную воду в этой реке. Когда я посещал это место спустя много лет, где-то в 90-е годы, то узнал, что от увиденного в детстве, увы, не осталось и следа… Ходили за грибами – сколько там их было! Иногда ходили даже по два раза в день. Придешь, наберешь грибов, а еще и ягод вдобавок. В июне собирали землянику, бабушка разводила ее молоком, и мне казалось, что ничего вкуснее этого лакомства вообще не бывает и быть не может. И как-то так получилось, что я ни разу не ездил в пионерский лагерь: все летние каникулы по окончании учебы проводил у бабушки в деревне. Но я любил такой отдых и был совсем не против.

Одновременно с поступлением в школу я пошел учиться в музыкальную студию. То есть фактически это была музыкальная школа, только маленькая, потому что учеников во Внукове было недостаточно для школы, ведь сам поселок небольшой. У меня был двоюродный брат Михаил Шабарин, который жил в Троицке и был старше меня на четыре года. Он просто потрясающе играл на баяне, а также на фортепиано и на гитаре – очень талантливый человек, и не только в музыке. Михаил был для меня примером во всем. Он стал летчиком, как и мой отец, командиром воздушного судна. При этом у него были поистине золотые руки – за что он ни возьмется, будь то строительство дома, ремонт машины или даже лепка барельефа на стенах, все у него получалось по высшему классу. Так вот, с малых лет он являлся образцом для меня. Когда наши родители собирались на праздники, то за столом обязательно пели песни, и Мишка им всегда аккомпанировал, причем делал это виртуозно, подхватывая в любом месте, в любой тональности и импровизируя по ходу песни. И мне, конечно, всегда и во всем ставили его в пример.

Поэтому, когда я пришел в музыкальную студию, выбор инструмента был для меня предопределен: баян, как у брата. Взяли меня без особых прослушиваний, просто попросили пропеть ноты, сыгранные на фортепиано, и повторить ритмически несколько тактов ударами в ладоши – в общем, ничего сложного. Не могу сказать, что я очень обрадовался, что мне теперь придется играть на музыкальном инструменте, но ничего не поделаешь