Меган Уолен Тернер - Царица Аттолии (ЛП) Страница 38

Здесь не было никаких признаков лагеря. Лошади и мулы стояли оседланные, их поклажа была привязана к седлам.

Подошли офицеры и министры, кто мрачный, кто смущенный. Когда они приблизились, Аттолия смогла узнать многих из них. Министр торговли, министр казначейства. Немного впереди стоял человек, не выглядевший ни мрачным, ни смущенным. Его лицо было абсолютно непроницаемо. Прищурившись, Аттолия узнала его, это был церемониймейстер царицы Эддиса, посланный для организации предстоящей свадьбы. От кончиков сапог до кончиков усов он выглядел так, словно стоял посреди Большого зала дворца. Только раз он пошевелился, оглянувшись через плечо.

— Он сказал, что это будет не здесь, — громко прошептал один из министров, и церемониймейстер вышел вперед, чтобы приветствовать царицу Аттолии от имени царицы Эддиса.

— Что дальше? — спросила царица, обращаясь к пустому пространству перед собой.

— Мы поедем так быстро, как сможем, по направлению к руслу Прикаса. Там мы сможем свернуть на главный проход к перевалу, — произнес Евгенидис у нее за спиной. — Потом мы проведем переговоры и заключим брак в присутствии ваших баронов в качестве свидетелей.

— Унылая церемония, — заметила царица.

— Позже мы с блеском отпразднуем коронацию.

Аттолия оглянулась, чтобы окинуть его холодным взглядом. Она улыбнулась ледяной улыбкой и повернулась к мужчинам, которые подошли, чтобы присоединиться к ним.

— Неожиданные трудности? — спросил министр торговли.

— Нет. Все прошло гладко, — сообщил Евгенидис.

Министр торговли обратился к царице Аттолии:

— Ваше Величество, я сожалею, что не могу предложить вам отдых после вашего утомительного путешествия, но боюсь, нам нужно как можно скорее добраться до главного прохода. У нас есть лошадь для вас. Вы можете ехать?

— Могу, — ответила Аттолия.

Она предпочитала ехать самой, чем оказаться привязанной к седлу. Церемониймейстер откашлялся.

— Могу ли я предложить вам сухой плащ, Ваше Величество?

— Вы можете предложить мне плащ, — сказала царица.

Он посмотрел на ее ноги.

— А также сухую обувь. С вашего позволения.

Он вежливо поклонился и исчез, чтобы принести плащ и мягкие кожаные сапожки. Он опустился на колени, снял размокшие туфли и надел взамен них теплые сапоги. Они точно подошли, и царица с тихим вздохом облегчения поджала холодные пальцы.

К царице подвели лошадь и помогли сесть в седло, в то время как Евгенидис стоял в стороне и наблюдал. Аттолия не смотрела в его сторону. Она вскочила на коня и отъехала, ни разу не оглянувшись.

Они поднялись выше по склону, а затем свернули и поехали по узкой тропе. Весь день они провели в седле под низко нависшими облаками. Путь через прибрежные горы отличался от равномерного подъема по склону горы Гефестии. Тропа поднималась и опускалась, извиваясь среди вздыбленных складок земли. В сумерках они выехали на склон холма с видом на Аттолию, и обнаружили лагерь на горных террасах. Лагерь был пуст, за исключением одного солдата, оставленного сообщить, что Ксенофонт не встретил никаких трудностей при отступлении от Эфраты.

Аттолия дрожала от усталости и приняла помощь одного из солдат, помогшего ей спешиться. Он выглядел самым старым из людей в форме, но на воротнике отсутствовали знаки, показывающие, что он является офицером. Он, казалось, не сильно благоговел перед царицей Аттолии. Возможно, он служил во дворце своей собственной царицы. Старик казался странно знакомым, и она спросила себя, не видела ли его на каком-нибудь официальном приеме в Эддисе или в собственном дворце? Его руки обхватили ее за талию, когда она соскользнула с седла. Он задержался, и на мгновение она почему-то испугалась, повиснув в нескольких дюймах над землей. Его взгляд казался тяжелым. Она посмотрела на него, он опустил глаза и осторожно поставил ее на землю.

Она отвернулась и спросила министра, находящегося поблизости, что произойдет, когда они встретят царицу Эддиса.

— Начнутся переговоры, Ваше Величество. Я полагаю…

— По вопросу о приданом? — уточнила царица, приподняв бровь.

— Полагаю, да, Ваше Величество. Церемониймейстер Ее Величества проводит вас к палатке.

Министр извинился. Старый солдат исчез.

Для нее предназначалась самая большая палатка. Церемониймейстер подвел ее к дверям и остановился рядом, чтобы поклониться. Он был очень пунктуален в своей вежливости к пленной царице, и Аттолия подумала, что эту вежливость ей труднее перенести, чем открытое презрение. Она не видела Евгенидиса весь день.

В палатке для ее удобства был расстелен ковер и поставлен низкий диван с подушками. Она осталась одна. Охранник ждал снаружи. Царица быстро осмотрела пустую палатку. На низком столике около дивана стоял поднос с холодным ужином, значит, сегодня ей не следует ждать гостей. Она присела на диван и поела. Закончив, она почувствовала себя слишком усталой, чтобы встать, но все же заставила себя доплестись до двери в палатку и откинула полотнище, закрывавшее вход. Охранник нервно покосился на нее одним глазом. Молодой человек не привык к присутствии монархов, догадалась Аттолия.

— Я хочу видеть Евгенидиса, — произнесла она как можно величественнее.

Часовой предложил передать сообщение Вору Ее Величества.

— Лучше проводите меня к нему, — скомандовала Аттолия. — Так будет быстрее, а я устала и хочу отдохнуть после разговора с ним.

Солдат замешкался и взглянул на освещенную палатку рядом с царской. Аттолия повернулась к ней. Пусть часовой попробует остановить ее силой, если осмелится. Сочтя ситуацию безвыходной, он поспешил опередить ее. Двери были открыта и, подойдя ближе, Аттолия заглянула мимо плеча часового в палатку, освещенную теплым светом лампы под потолком.

Евгенидис сидел на низком табурете. Высокий человек в зеленой тунике врача, стоял на коленях перед ним и расстегивал манжету протеза. Глаза Евгенидиса были закрыты. Когда манжета соскользнула с культи, он вздрогнул и бессильно уронил голову на плечо врача.

Аттолия замерла, вспомнив, как накануне вечером думала, что Евгенидис слишком молод, чтобы чувствовать боль.

— Евгенидис, — часовой использовал титул, который так же был именем Вора.

— Что? — молодой человек резко выпрямился и поднял голову, широко раскрыв глаза.

Он увидел царицу, стоящую за дверью, на мгновение замер с болезненной улыбкой, а потом повернулся, схватил лежавшее рядом полотенце и обернул его вокруг голого обрубка руки. Потом он встал и шагнул к двери, все еще сжимая руку, его лицо и голос ничего не выражали.

— Чем могу помочь, Ваше Величество? — вежливо спросил он.

— Что случилось с армией Пилоксидиса?

— Я еще не получил новостей, — сказал Евгениис. — Нападение на Пилоксидиса было отвлекающим маневром. Настоящего сражения не было.

Аттолия молча вернулась в свою палатку.

Во сне она услышала шуршание дождя, падающего на крышу палатки, и проснулась от крика. Она сидела, все еще завернутая в одеяло, когда Евгенидис откинул крыло палатки и вошел внутрь. Фонарь в палатке не потушили, и в его свете она различила блеск клинка в левой руке вора.

— Вы здесь, какое счастье, — сказал он, подходя к дивану.

Она не хотела прятаться и подняла подбородок, когда он пересек палатку и встал перед ней. Он остановился, но не поднял меч, как она ожидала, а наклонился и быстро поцеловал ее в губы.

Потрясенная, она отпрянула в сторону и выпуталась из одеял. К тому времени, когда она, вне себя от ярости, вскочила на ноги, Евгенидис исчез, и клапан палатки упал за его спиной. Она подбежала к дверям и отвела ткань в сторону.

Часовой, все тот же молодой человек, стоял у входа.

— Пожалуйста, оставайтесь в палатке, Ваше Величество, — сказал он тверже, чем раньше, надеясь, что она подчинится.

Солдаты с обнаженными мечами бежали мимо нее. Аттолия вышла наружу, отпустив занавес и отрезав полосу света из палатки. Снова шел дождь, хотя и не сильный. Луна скрылась за тучами, и трудно было понять, что происходит. Когда глаза Аттолии привыкли к темноте, она разглядела солдат на хребте, огибающем край горной террасы.

— Кто это? — спросила царица.

Ее сердце колотилось где-то в горле.

— Ваше Величество, пожалуйста, вернитесь внутрь, — сказал часовой, повысив голос.

Аттолия стояла на месте. Своими просьбами часовой не мог заставить ее войти в палатку, и он выглядел не более готовым применить силу, чем раньше. Она заметила гребни на железных шлемах солдат, спускающихся с хребта, и ее глаза расширились. Это были мидяне.

В лагере эддисийцев царил хаос, солдаты вскакивали из-под одеял, на ходу вытаскивая мечи из ножен и хватая щиты, прежде чем беспорядочной толпой броситься в атаку. Мидяне шагали вниз стройной фалангой, которая помогла им завоевать их империю, держась плечом к плечу и сомкнув щиты. Они казались бездушной военной машиной, и Аттолия отвернулась, когда на них нахлынула первая волна эддисийцев.