Виктор Черномырдин: В харизме надо родиться - Андрей Вячеславович Вавра Страница 12

Тогда для баланса в правительство были введены те, кто своим опытом и умением руководить производственными процессами вызывал доверие – ведь команда реформаторов совсем не имела практики работы в реальной экономике. Это было необходимо, чтобы показать оппозиционно настроенным депутатам: в реформах принимают участие и матерые, прошедшие огонь и воду хозяйственники. Правительство Гайдара выглядело уж очень экспериментальным.

Особо важной Ельцин считал энергетику. Он ведь пришел в политику из реальной экономики, руководил отраслью с десятками крупнейших предприятий, поэтому понимал значение энергетики в жизни страны – сбои в поставках топлива, электроэнергии, выполнении экспортных договоров могли привести к катастрофическим последствиям. Видимо, поэтому он так резко произвел замену куратора отрасли – вместо молодого реформатора поставил опытного хозяйственника.

Назначение ЧВС выглядело логичным. Он пользовался высоким авторитетом: классный профессионал в своей отрасли, выстроивший ее максимально эффективно. Но если появление в 1992 году в правительстве Г. Хижи (20 мая) и В. Шумейко (2 июня) прошло достаточно безболезненно, то результатом назначения ЧВС (30 мая) чуть было не стал правительственный кризис.

* * *

Новый куратор энергетики Владимир Лопухин считался одним из самых талантливых соратников Гайдара. Однажды ЧВС вместе с другими директорами предприятий был приглашен к нему на совещание. И вышел оттуда в полном недоумении и с ощущением тревоги. Он-то привык к совещаниям, которые вели личности совсем иного масштаба, профессионалы высочайшего класса (у Лопухина не было необходимого опыта и авторитета[2]) – уникальные люди, прошедшие в своей профессии путь от самых низов, досконально разбиравшиеся в своем далее. О них с огромным уважением ЧВС рассказал в первом томе мемуаров.

О таких, как Иван Павлович Ястребов, заведующий отделом тяжелой промышленности ЦК КПСС: «Его называли “совесть ЦК”. Никогда ни перед кем не гнулся, свое мнение имел, специалист был первоклассный». Как Вениамин Эммануилович Дымшиц, заместитель председателя Совмина и председатель Госснаба: «Личность легендарная, строитель опытнейший, все огни и воды прошел… Все проблемы “на раз” понимал, во все вникал!.. Исключительный организатор, личность!»

Не говоря уж об Алексее Николаевиче Косыгине, председателе Совета министров СССР: «Союзным наркомом стал в тридцать пять лет! Немного в истории нашей страны найдется руководителей такого масштаба… Косыгин очень быстро улавливал главное и вычленял то, что нужно сделать в первую очередь, формулировал это главное, превращал в цель для работы всего коллектива… Косыгин, когда решения принимал, – он на будущее думал. На перспективу. Стратегию отрабатывал. Потому что государственный человек».

Возможно, Лопухин со временем смог бы стать достойным министром, но тогда для нефтяных и газовых «генералов» он не являлся авторитетом. У любого дела должен быть начальник. А когда подчиненные его начальником не считают, никакое дело не состоится. Вот что говорит об этой ситуации в своих воспоминаниях Ельцин:

«Первая моя попытка “добавить” в правительство для равновесия Скокова или Лобова была гордо отвергнута Гайдаром. Но затем, видя все проблемы и трудности молодого правительства… все-таки вынужден был ввести туда энергичных представителей директорского корпуса… Вскоре после консультаций с соответствующими комитетами парламента были выдвинуты для работы в правительстве Г. Хижа и В. Шумейко. Еще через несколько месяцев – В. Черномырдин [тут Ельцин немного путает даты. – А. В.]. Что стояло за этими передвижениями? Лопухин – талантливый экономист, один из самых способных министров в правительстве Гайдара. Но ведь он возглавлял нефтегазовый комплекс. Который тянет за собой всю политику ценообразования. Любой прокол здесь отдается болью во всем экономическом организме страны. И я волевым решением снял Лопухина с работы и поставил в правительство Черномырдина, которого знал еще по Уралу… Мне захотелось подстраховать новую политику, обеспечить ей долгую жизнь – усилить какой-то новой, надежной и волевой фигурой».

Более подробно о положении дел в энергетике рассказывает в своих воспоминаниях ЧВС:

«Ситуация для всех нас, для энергетиков, была крайне плачевной. Цены ведь были опущены на все, кроме энергоносителей. На газ, нефть, уголь, электроэнергию – почти советские остались еще цены, копеечные. А то, что энергетика – это основа всего (и промышленности, и сельского хозяйства), никто отчего-то не подумал. Или намеренно не захотел думать. Все за головы схватились. Угольщики, нефтяники, атомщики. Ну и мы в Газпроме тоже крепко задумались. Ведь все, что я перечислил, – капиталоэнергометаллоемкие производства. Даже чтобы в рабочем состоянии поддерживать, солидные вложения нужны. А уж чтобы развиваться… И еще: это Газпром более-менее был на плаву, а угольщики, Минатом и особенно нефтянка вся – на боку лежали. Странно такое слышать? У нас привыкли к связке: “газ – нефть – труба”, дескать, вот они, “золотоносные потоки”. А то, что даже в середине 1990-х некоторые нефтедобывающие компании никто даром брать не хотел, это как? …Потому что оборудование нефтяное со времен СССР износилось, скважины выработаны, а чтобы новые найти, пробурить, доставить нефть потребителю, нужны огромные капиталовложения. Ни у кого таких денег не было.

…Что получилось [в 1992-м. – А. В.]? На металл, на станки, машины, оборудование цены взлетели, а мы свои, газпромовские, не могли поднимать. К тому же цены на продукты питания, ширпотреб тоже в разы взлетели, а у нас в каждой отрасли не просто люди работали – сотни тысяч людей, с семьями – так миллионы!!!»

Возвращаюсь к совещанию у нового министра. Вот как описывает его сам ЧВС:

«Всю энергетику (Газпром, угольную промышленность, Минатом) собрали под крышу одного министерства – Минтопэнерго… Лицо нового министра показалось мне знакомым.

– Вы же меня тогда из делегации в Англию исключили…

Вспомнил. Так и было. Я тогда был министром, а Лопухин, по-моему, в Госплане сидел, в отделе нефти и газа. Кто-то его в делегацию включил, а я его чуть не с самолета снял: “Нечего ему там делать!”

Началось совещание. И сидят зубры, монстры: министры (еще союзные), начальники главков, департаментов…

Один выступает, другой, такое этому Лопухину вкручивают, что слушать стыдно, – я аж голову опустил. А Лопухину как с гуся вода: сидит, что-то в бумажке себе помечает.

Заканчивается коллегия, и спрашиваю министра:

– Владимир Михайлович, вы не против, я задержусь?

Он демократично кивает.

Остались вдвоем. И тут меня прорвало:

– Володя, ты хоть что-то понял, из того, что они тебе говорили? Ничего ты не понял! Они же издевались над тобой! В глаза издевались! А ты болванчиком сидел и кивал!

– Ничего, Виктор Степанович, как-нибудь освоюсь.

– Как ты освоишься? У этих людей за спиной по четверти века: школа! Они все знают! Ты когда эту школу пройдешь? Да никогда!

Он спокойно так соглашается:

– Да, многого еще не понимаю…

– Слушай, а как ты вообще министром стал?

Он честно отвечает:

– Да как