Виталий Дубинин. Это серьезно и несерьезно. Авторизованная биография бас-гитариста группы «Ария» - Татьяна Винокурова Страница 12

Отмечу, что до 5 класса я учился очень хорошо и был не круглым отличником, а «квадратным»: у меня была то одна четверка, то две, причем одна все время – по рисованию, а по основным предметам всегда стояли четверки и пятерки. Я считаю, что во многом это происходило благодаря учительнице, о которой я уже упоминал, – Нине Алексеевне Назаровой, она была нашей классной руководительницей все это время, и для меня это, наверное, были лучшие учебные годы, все давалось легко, и в целом все было хорошо.

А потом она ушла от нас – по-моему, в декретный отпуск, и нам дали сразу двоих учителей – классного руководителя, учителя по математике Тамару Григорьевну Жарову, и учительницу по русскому языку (к сожалению, забыл ее имя). Насколько я помню, они подменяли одна другую в руководстве нашим классом. И с этого момента как-то все пошло для меня по наклонной. Тамара Григорьевна меня невзлюбила – не знаю, почему, может, потому что несколько раз ловила меня на том, что я не сделал домашнюю работу. Нет, конечно, я был шустрый, хулиганистый, но не то чтобы дрался – были мелкие подколы, шутки над одноклассниками, потому что я не отличался особой усидчивостью на уроках. Правда, чем дальше, тем моих мелких хулиганств становилось больше. Такому изменению моего поведения способствовало то, что, во-первых, я стал взрослее, и мама пошла работать. До этого она, как я и говорил, сидела дома со мной, потом с моим младшим братом, которого отдали в детский сад, когда мама вышла на работу. Соответственно, она стала меньше меня контролировать в плане учебы и выполнения домашних заданий. А уж когда мы услышали The Beatles и заинтересовались музыкой, тут уж, что называется, башню снесло совсем, и на уроки я просто забил. Я очень редко стал делать домашние задания, обычно все списывал уже в школе перед уроками – и не потому, что не понимал, а мне элементарно было лень, все внимание поглотила музыка. Но память у меня была хорошая, и то, что услышал на уроке, я мог воспроизвести без зубрежки дома. Поэтому учился я неплохо. Или мне это так сейчас кажется?

Итак, я сдал экзамены за 8-й класс, наступило лето, все разъехались кто куда. И как раз в начале лета у меня сняли швы, я обрадовался, однако быстро понял, что рука у меня двигается очень плохо. Сейчас-то я понимаю, что ее нужно было просто грамотно разработать, а тогда я впал в панику и подумал, что больше не смогу играть на барабанах. Да и врачи меня не ободрили, они сказали: «Ну да, она у тебя не будет больше двигаться так, как раньше, поскольку имеет место повреждение сухожилий». Я совсем расстроился, рассказал об этом ребятам и сказал скрепя сердце, чтобы они искали нового барабанщика, потому что я, видимо, играть больше не могу. Фактически на этом наша группа распалась. Мы расстались на каникулы, все куда-то поехали отдыхать: кто на дачу, кто к в деревню, кто в пионерский лагерь.

Мы не виделись все лето, встретились только в сентябре. И однажды кто-то сказал, что в 13-й школе купили новую аппаратуру, настоящие барабаны, гитары, колонки, и там нужен ансамбль. Уже есть гитарист и барабанщик, нет басиста и еще одного гитариста. Гитаристом был как раз тот парень, который выполнял роль нашего музыкального руководителя в самом начале. Мы с Сашей Шуриковым заинтересовались этим, Сашка очень хорошо пел (а нужен был именно поющий гитарист). А я сказал: «Можно, я попробуюсь на бас?». Сыграл, и меня взяли туда басистом. Конечно, это произошло не случайно. Несмотря на то, что своей бас-гитары я не имел, у меня была акустика, на которой я играл дома. И хотя в группе я до этого выполнял роль барабанщика, но вполне мог исполнить что-то и на ритм-гитаре, и на басу. И все лето после травмы я как раз занимался тем, что разучивал басовые партии известных мне песен.

Короче, меня приняли в качестве басиста в новую группу. А там был настоящий бас Yolana Alexis II! И хотя мне не разрешали брать его домой, я был просто в восторге от возможности играть на настоящем инструменте!

Став теперь «официальным» басистом, я продолжил осваивать бас-гитару уже более предметно, разбирая на ней партии композиций для нашего репертуара. Дома своего баса у меня по-прежнему не было, иногда я брал его у своего одноклассника – тот самый инструмент, который ему сделал брат. Когда не было такой возможности, я оставлял четыре струны на акустике и тренировался на ней. Потом приходил на репетицию и пытался сыграть все то, что разобрал дома… В общем, был еще тот геморрой!

Как мы тогда снимали свои партии? Да просто на слух, или кто-то нам мог показать, как играется та или иная песня, в процессе чего мы и учились, совершенствовали свои навыки. К тому же, для нас не было проблем с нотами, с названием аккордов; мы владели нотной грамотой, знали, допустим, что баррэ[23] на пятом ладу[24] – это ля мажор и ля минор, на третьем – соль мажор и соль минор и т. д. Мы даже не пользовались упрощенной терминологией названия аккордов типа «крокодил», «звездочка», «большое/малое баррэ», нас это миновало, нам было проще оперировать настоящими названиями.

Никаких самоучителей или иной учебной литературы у нас не было. Чтобы точнее снять на слух, мы вдвое замедляли скорость воспроизведения на магнитофоне (с 19,05 до 9,53) – так становится более понятно, что играть, и особенно это касается баса, т. к. далеко не во всех записях он был на первом плане, а на замедленной скорости его было лучше слышно.

Информационно-публицистической литературы по рок-музыке тоже не существовало. Только в газете «Пионерская правда» иногда печатали вокальную строчку какой-нибудь песни, например, The Beatles «Michelle», и под ней – ноты. Но это было редко, может быть, раз в месяц, и иногда попадалось мне на глаза. О каких-то специальных книгах я тогда ничего не слышал. Чуть позже мы начали выписывать и читать журнал «Ровесник», потому что там на последней странице Артемий Троицкий вел рубрику о рок-музыке.