Развод. Ты всё испортил! - Аника Зарян Страница 3

- Как?..

- Ночью. Пока ты спала. Сказали, что хотят жить с папой.

Не верю.

Не могу и не хочу верить в то, что мне говорит Нора. Что дети сами пришли к ним. Не испугались выходить поздно ночью, в темноте из дома, когда даже в своей комнате просили оставить включенными прикроватные светильники.

Не могу и не хочу верить, что они винят меня в чем-то. Даже в самом страшном сне не могла представить.

Но всё вокруг кричит именно об этом. Даже не сломанный замок.

Они ушли сами.

Я виновата.

Я прогнала мужа.

Я не сохранила семью.

Стою теперь истуканом, как дура, одна посреди гостиной огромного дома, о котором так долго грезила, представляя, как счастливо мы будем в нем жить большой любящей семьей. Наблюдаю, словно со стороны, немую сцену из кино.

Сюрреализм.

Артхаус с армянским акцентом.

С глухим стуком телефон падает на пол.

И мой и без того весь в трещинах мир рассыпается миллиардами осколков.

********************* „Если человек вас обманул, он мошенник; если он обманул вас дважды, вы дурак.“ — Проспер Мериме

Глава 2.

Я привыкла думать о себе, как о сильной женщине. Моя сила, как мне казалось, заключалась не в способности поднимать пудовые гири, а в рассудительности, последовательности, выдержке.

Как же я ошибалась.

- Вика! Гера!

Кричу, разрывая глотку, перед красивым, двухэтажным домом, который долгие годы считала и своим.

- Вика!

Сколько?

Не знаю. Может, минут пять. Может – вечность...

Горло уже саднит.

Тело бьет мелкая дрожь.

Ручка входной двери наконец дергается. Бросаюсь к ней, но она распахивается раньше, чем я успеваю сделать шаг.

- Тшшш... Ксюш, пожалуйста, не кричи, люди же услышат. – ушатом ледяной воды меня окатывают тихие слова Норы.

- Я хочу видеть моих детей!

- Ксюша, умоляю, – чуть не плачет она, сложив ладони в мольбе, – пожалуйста.

- Гера! – не реагирую на её просьбу. – Выходите!

- Они не хотят выходить, Ксюш джан, – шепчет, сжавшись в себя так, что становится еще ниже.

- Нора, очнись уже! – хватаю ее за покатые плечи и начинаю трясти. – Очнись, мать твою! Я детей своих хочу!

- Ксюша, родная, я их просила, ты же мне веришь? – Она виснет за отворотах длинного вязаного кардигана, который я накинула на себя перед выходом. – Просила! Чтобы вышли к тебе. Они напуганы, Ксюш. Винят во всём тебя...

- А ты?..

Молчит. Стоит, притупив взгляд.

- Нора... – повторяю, – А ты?

- Я не знаю...

- Что?

Руки устало свисают вдоль тела.

- Не знаю, Ксюша! Не знаю! Я запуталась!

Запуталась...

Смотрю ей в глаза. Внимательно. Она отводит взгляд. Закрывает лицо ладонями. Через секунду убирает их, удерживая щеки.

- Разве это правильно, Ксюша? – спрашивает так тихо, что, кажется, еще немного, и совсем замолчит. Но нет, она договаривает, вдумчиво, осторожно, сделав перед этим небольшую паузу. – То, что сейчас происходит. Разве, так должно происходить в семье?

- Скажи мне сама, Нор, – губы искривляются в горькой ухмылке, – что правильно, а что – нет. Правильно, что я все эти годы меняла себя, чтобы стать для вас своей, но так и не стала? Хотя, в этом мне некого винить, кроме себя...

- Не говори так, Ксюш. – Она испуганно раскрывает ресницы. Будто то, что я озвучила, привело её в ужас.

- А в чем я не права, Нора?

- Ты своя!

- Нет, Нор... – качаю головой.

- Ты моя сестра, Ксюша!

- А правильно, что твой отец подмял всех под себя? Прикрывал твоего брата, зная, что тот вел себя, как ничтожество! Твоя мама боится рта открыть против... Разве, так должно происходить в семье?

- Мы с мамой защитить тебя пытались!

- Хм, – зажимаю изо всех сил глаза. – И как? Получилось?.. Бог с ним...

Нора в беспомощном отчаянии сжимает кулаки. Не получилось. Только хуже стало. Но что она могла сделать?

- Нора, тебя же так подавили, что ты стала тенью, а не человеком!

- Почему ты это говоришь?

- Почему ты не работаешь, Нор? – знаю, что бью по больному, но иначе нельзя. – Я же помню, как ты мечтала после университета...

- Папа сказал... – прерывает меня она, но и сама не заканчивает фразу. Я знаю, что она имеет в виду.

- Папа сказал... – глубоко вдыхаю, повторив за ней. – Я не хочу стать такой же...

- Ты не станешь.

- Стану, Нор. Чуть не стала...

Чуть не стала...

Об этом я продолжаю думать даже после того, как ухожу ни с чем, оставив золовку на пороге их дома.

Даже когда завариваю себе горячий крепкий кофе, чтобы согреться и немного прийти в себя. Получается плохо – только тахикардию себе зарабатываю, запустив дозой кофеина и без того работающее на износ сердце.

Даже когда говорю с сестрой, которая писала и звонила мне со вчерашнего вечера. Конечно же, мама ей уже всё рассказала, и Лена изо всех сил пыталась донести до меня тупиковость моего решения.

Наверное, мне надо радоваться, что об измене мужа я узнала сейчас, а не через еще парочку десятилетий, когда моя воля была бы совершенно подавлена, маскируясь под женскую мудрость?

Из немого, нервного оцепенения меня вырывает дверной звонок. Короткий, неуверенный. На миг в груди зажигается надежда: это они, дети вернулись.

Или их привел Карен?

Но надежда быстро гаснет, уступая место логике – дети давно спят, о чем мне пришло сообщение на телефон от Норы. А у Карена есть свой ключ.

Со вторым звонком отрываюсь от невидимого постамента и открываю.

На пороге стоят Ира с Олей. За ними, заглядывая из-за спины, широко улыбаются Катя и Света. Вытянули руки в стороны, открывая взору пакеты, из которых торчат горлышки винных бутылок.

- Нас не ждали, а мы пришли! – нестройным хором выдают они.

- Ксюш, мы извиниться хотим, – робко переминается с ноги на ногу Оля. – Ты же обиделась на нас? Поэтому ушла из бара? Столько лет не виделись, а доставали тебя дурацкими вопросами.

Боже, о чем они думают?..

Это было всего лишь позавчера, а кажется, что прошла целая вечность...

Не знаю, что ответить. Эйфория первых встреч после долгого перерыва спала. Я понимаю, что передо мной стоят женщины,