Сгорать от любви (и от стыда) - Яна Шарм Страница 3

Холодный осенний ветерок тут же принялся фамильярно обдувать ее бедра, одетые в… Боже, только не это!.. в те самые дурацкие трусы с смешными розовыми пони, которые она надела сегодня утром «на удачу», втайне от самой себя, в пику этому всему пафосному миру. Теперь эти глупые, веселые лошадки смотрели на белый свет с таким видом, будто насмехались над ней вместе со всеми.

Паника сменилась ступором. Она висела на суку, в разорванной юбке, с оголенными ногами в идиотском белье, а внизу уже слышались грубые голоса и тяжелые, уверенные шаги.

— Расступись, прибыли! — раздался молодой голос, и толпа с любопытством расступилась.

— Ну-ка, посмотрим, что тут у нас за возгорание, — прокомментировал кто-то из гостей вернисажа с едкой ухмылкой.

Вика зажмурилась, молясь, чтобы земля поглотила ее прямо сейчас, вместе с деревом, котенком и этими несчастными пони.

Но земля не разверзлась. Вместо этого ее окутала странная, плотная тень, перекрыв солнце. Она медленно, словно в страшном триллере, подняла глаза.

Перед ней стоял Он. Не просто пожарный. А ходячее олицетворение всего, чего ей так не хватало в жизни. Высокий, широкоплечий, в заляпанной грязью и потом форме, которая лишь подчеркивала мощь его фигуры. Из-под каски на нее смотрели насмешливые, пронзительно-карие глаза, в которых читался не только профессиональный интерес. В уголках его губ играла сдержанная, но оттого еще более притягательная улыбка.

— Ну что, мисс, — произнес он спокойным, низким голосом, в котором звенел металл и безмятежная уверенность. — Устроили тут у себя курорт? Или просто решили проверить, насколько прочна наша спасательная техника?

От его тона по ее коже пробежали мурашки — наполовину от унижения, наполовину от чего-то острого, запретного и пьянящего.

— Я… я спасаю кота, — выдохнула она, чувствуя, как горит все лицо, шея и, кажется, даже кончики ушей.

— Вполне очевидно, — парировал он, его насмешливый взгляд скользнул по ее нелепой позе, задержался на разорванной юбке и на мгновение — на тех самых, ненавистных теперь, пони. Улыбка стала шире, открыв белые зубы. — Успешно, я смотрю. Особенно стратегически важный объект в районе юбки проработан.

В этот момент котенок, словно решив добавить драмы, жалобно и громко мяукнул. Все взгляды — пожарных, зевак, и этого невыносимо привлекательного наглеца — снова устремились на Вику.

— Бедняжка, совсем замерз, — с притворным сочувствием сказала какая-то дама в норковой шубе.

— Нашла время для фотосессии, — фыркнул кто-то из ее свиты.

И тут в ее голове что-то щелкнуло. Стыд, паника, отчаяние, злость на всех и вся — все смешалось в один гремучий коктейль. Она, не думая, почти выкрикнула то, о чем думала, глядя прямо в насмешливые карие глаза:

— Вы… вы тут? О Боже… Не смотри, пожалуйста, не смотри на мои трусы под юбкой!

Повисла оглушительная, звенящая тишина, которую тут же разорвал сдержанный, а потом и все более наглый хохот одного из молодых пожарных.

— Серег, ты слышишь? С пони! — не удержался тот.

— Ну, браток, тебе и карты в руки, — добавил другой, старший по возрасту, с усмешкой качая головой.

Даже суровые лица его коллег дрогнули, пытаясь скрыть улыбки.

Но тот, главный, не засмеялся. Он лишь медленно, оценивающе приподнял одну бровь, и в его глазах вспыхнул такой интересный, теплый и по-настоящему опасный огонек, что у Вики не просто перехватило дыхание — ей показалось, что сердце остановилось.

— Мисс, — сказал он, и теперь в его бархатном баритоне сквозила неподдельная, почти интимная веселость. — Моя работа — спасать, а не оценивать нижнее белье. Хотя, должен признать, пони — это сильный ход. Прямо боевой дух поднимает.

Прежде чем она успела что-то ответить, что-то парировать или просто сгореть от стыда окончательно, он снял каску, передал ее хихикающему напарнику и легко, почти по-кошачьи, без единого лишнего движения, вскарабкался по стволу, оказавшись с ней на одном уровне. Так близко, что она почувствовала исходящее от него тепло и запах — дыма, пота, металла и чего-то неуловимо мужского, терпкого. Его запах.

— А теперь, — тихо сказал он, так, чтобы слышала только она, и в его шепоте была не только команда, но и обжигающее обещание, — давайте спасать того, кто в беде. Держитесь за меня. Крепко.

И он протянул ей руку. Сильную, с длинными пальцами и небольшими шрамами, рассказывающими истории, которые она уже отчаянно хотела узнать. Руку, которой она, внезапно для себя, захотела безоговорочно доверять.

Глава 4

Первая искра

Мир сузился до точки. А точнее, до его руки, протянутой ей. Руки, которая видела ад огня и теперь предлагала спасение из ее личного, нелепого чистилища.

— Доверьтесь мне, — сказал он, и его голос, тихий и уверенный, звучал как единственная разумная вещь в этом хаосе.

Виктория кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и вложила свою дрожащую ладонь в его. Его пальцы сомкнулись вокруг ее кисти — твердые, теплые, шершавые от работы и старых шрамов. Кожа его ладони была грубой, но прикосновение — удивительно точным и аккуратным. От точки соприкосновения по ее руке, а затем и по всему телу, пробежал электрический разряд, стремительный и жгучий, заставив забыть и о порванной юбке, и о зеваках, и о несчастном котенке. Он пах дымом — не едким и горьким, а тем, что остается после костра, — и чем-то терпким, чисто мужским, может быть, мылом или просто кожей. Она впервые за долгие годы почувствовала, что ее не просто держат. Ее охраняют.

— Сейчас я вас спущу, — Сергей действовал спокойно и профессионально, будто спасение дам с деревьев в розовых трусах было рядовым вызовом. — Ставьте ногу на мое колено. Я вас не уроню.

Она послушалась, и ее босую, замерзшую и испачканную землей ногу приняла жесткая ткань его брюк. Он легко, почти без усилий, поддержал ее, помог спуститься с сука, и она почувствовала, как под тонкой тканью его формы играют каждые мускулы. Его движение, когда он спрыгнул рядом, было таким же грациозным и уверенным, каким неуклюжим и отчаянным было ее собственное восхождение.

Когда ее ноги коснулись земли, он не сразу отпустил ее руку. Всего на долю