Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова Страница 11

дело. Верно, вы талантливый молодой человек, если ещё не дожили до седин, а уже такими делами заправляете. Я-то по-простому, купил – продал, продал – купил. - По сути, я занимаюсь тем же самым, только, фактически, безналично. – Сынхён вспомнил, как здесь оказался, и поспешил добавить: - Я слышал, у вас юбилей? Разрешите поздравить и пожелать долгих лет жизни и семейного благополучия. – Сынхён поклонился, произнеся поздравительную, банальную строчку. - Спасибо, спасибо, - покивал мужчина, покосился на дочь – явный источник информации, и, снова поправив очки, вздохнул о чём-то, и ушёл к себе в кабинет. В этом вздохе Сынхёну послышалась просьба не сидеть в приёмной и не отвлекать Элин от работы, а то, что ещё хуже, осуждение за попытку общаться с его дочерью. Наверняка, все отцы такие, думают только плохое о любых мужчинах, которые вьются рядом с их дочурками. «Если бы у меня была дочь, как бы я себя вёл? Одобрил бы какого-то парня рядом?» - подумал Сынхён, не спеша садиться обратно. Элин тоже стояла, просматривая врученные ей бумаги, но во взгляде её уже не было прежнего запала и рабочего настроя. - Что ж, я пойду к себе, - принялся прощаться Сынхён. - Да, конечно. Заглядывайте ещё. - Обязательно! – Он уже был на пороге, когда обернулся и, сдерживая рвущуюся улыбку, какую-то излишне прыткую и откровенную, задал вопрос: - А как по-французски будет «очень»? - Очень? Beaucoup. - Боку? Чудное слово. Как мужское «я» на японском[4]. - О, да вы полиглот! - едва снова не засмеялась Элин. - Стараюсь. Но без помощи вряд ли справлюсь. – Он понимал, что надо уходить, но ноги завязли. Ему не хотелось погружаться в трудовую рутину так же, как и девушке, шуршавшей белыми листками с мелким шрифтом. – Я пошёл… - Ладно, - кивнула она, подняв на него глаза и встретившись с его глазами, тёпло-карими. Сынхён занёс на уровень плеча ладонь, хотя для прощального размахивания расстояние между ними было небольшим. Опустил её. Под взором Элин мешкать дольше было совсем глупо, и он развернулся, наконец, и ушёл. Как сближаются с такими особами? Да ещё когда они всё время под боком у родителя. Это был первый случай в жизни Сынхёна, чтобы понравившаяся девушка познакомила его с отцом до того, как они переспали. «В наше время вообще не вмешивают родителей в свою личную жизнь, и это появление папаши как будто всё перечеркнуло!» - возмущался, спускаясь по лестнице, Сынхён. Ему не пришлось по душе это столкновение, оно как будто оттолкнуло его от той, которая немного потянула к себе. Когда познакомился с кем-то из семьи и засветился перед этим кем-то, как пытаться флиртовать и обхаживать? Не то интерес пропал, не то настроение. Наверх теперь лучше не подниматься, ещё подумает, будто у него серьёзные намерения, этого не хватало. А если Элин сама придёт? Притворится занятым. Сынхёну хотелось лёгкости и свободного отдыха в выходные, когда он завершит все свои отчёты, встречи, подведёт итоги, закроет кабинет, покинет здание, поймает машину и уедет в отель на побережье, чтобы пить вино и заниматься сексом до понедельника, а для этого нужна доступная, сговорчивая барышня, которой хочется того же самого. Относится ли к такому типу Элин? Ни разу. Только если «в тихом омуте»? Но всё-таки, этот папаша, зачем он вылез, почему не посидел у себя ещё десять минут, пока они бы не договорились до чего-нибудь. Французский – язык любви и романтики, это всё вокруг него всегда вертится, витает в воздухе, одно неловкое движение, и ты влип в романчик, яркий, пылкий и короткий, из тех, что каждые выходные новый. Как книга, взятая для досуга, на вечер, чтобы расслабиться, берёшь не классическую поэзию или «Финансиста» Драйзера, а томик Мураками или Шэн Кэи[5]. И с людьми так же, на отдыхе не хочется человека-Драйзера, хочется крупных букв, недлинных глав, понятных слов, примитивных смыслов в мягкой обложке. А Элин - это Золя, Бальзак, Гюго – ему такого не надо, и без того задач в голове много. Проще позвонить Джи, и всё-таки пойти с ним в сауну, где всегда найдутся девочки.

* * *

В городок приехала Наташа, первая любовь Джиёна, с которой они когда-то, когда ему было лет пятнадцать, встречались. Девушка была на год его старше, хулиганка и оторва, доставлявшая много головной боли своему отцу-прокурору, она покорила Джи не красотой или богатством семьи – хотя отрицать не стоило, за её счёт он не брезговал ходить в кино, есть в кафе и покупать презервативы, - а своим умением плевать на всё, жить, как хочется, своим умением быть другом, а не постельным развлечением, каковым стали все другие женщины для Дракона. Наташа была не такая, её трудно было обозначить, как типичную представительницу прекрасного, слабого пола. Другой бы вообще мог принять её за лесбиянку, но Джи знал, что Наташа гетеросексуально любвеобильна, и мужик в кровати для неё если не цель жизни, то одна из главных составляющих. Они не виделись почти два года, не потому, что не хотели, а как-то не получалось. Они расстались без обид, в приятельских отношениях, с уважением друг другу и, возможно, отрицающий ценность приятных воспоминаний Джиён, всё-таки в память к ним берёг Наташу в своей судьбе. Она была проездом в Гонконге и, по слухам зная, что бывший бойфренд обитает где-то неподалёку, позвонила ему, спросила адрес, без всяких «как дела?», пообещала наведаться и позвонила ему в дверь тем же вечером. Джиён открыл, в широких для своих худых ног штанах, болтающейся на узком теле майке, во вьетнамках. - Господи, что за бомжатник? – не задержав взора на бывшем возлюбленном, скидывая сумку с плеча, вошла, оглядываясь, девушка. Затхлость и спёртый воздух, кое-как выдуваемый приоткрытым окном в летнюю жару, возвращающую запах жарящихся на улочке внизу куриных конечностей. Это усугублялось въевшимся во всё дымом с ароматом табака, так что казалось, что занавеску можно завернуть и курить. Переполненная пепельница стояла на подоконнике, а между стеной и кроватью пол наполняли разбросанные вещи. Джиён следил, как Наташа ищет свободное место среди джинсов и футболок, чтобы наступить. В результате, она плевала на аккуратность тоже, и встала на самой мятой, оранжевой футболке, поблёкшей после стирок до глинисто-песочного цвета. – Я слышала, что ты возглавил какую-то шайку, но, видимо, меня обманули, иначе ты бы не жил в таких трущобах.