Ост-фронт. Новый век русского сериала - Денис Горелов Страница 11

господин Константинов, и постановщики Баранов с Никоновой отменно длят это российское ноу-хау: отражение нации в репортажах «из зала суда». С чушью, дичью, самоотверженностью и подвывертом сугубо рядовых граждан, за что отвечает Баранов («Трое», «Участок», «Женщина дня») и фрейдистскими дамскими закидонами, в которых огромный опыт у Никоновой («Портрет в сумерках»). Антон Палыч до феминизма и семейного хищничества был крайний насмешник, и здесь дамскому хайпу достанется по первое число.

И конечно, первая тройка петербургской защиты — адвокаты Андронов (Никита Панфилов), Роскевич (Никита Ефремов) и Заварзин (Евгений Антропов). Самцы, златоусты, змеи и подлинно эстрадные звезды, обожаемые галеркой и чтимые в партере. На пять уголовных дел — четыре задержания подлинных виновников в зале суда с изобличением, признанием, приговором и освобождением облыжно обвиненных на руки родне. Случись второй сезон, эта схема способна и поднадоесть — но в первом не надоедает ничуть, а дальше г-н Константинов что-нибудь изобретет, у него с выдумкой все отлично. И непременное рассматривание звездного неба в телескоп после выигранного процесса — Холмс вот у камина грелся, сентенциями разбрасываясь, а эти в небо смотрят, метафизику щупают: Бога, может, и нет, как новый век утверждает, но что-то стабилизирующее требуется. Баланс.

Ради баланса им с обратной стороны Луны, а особенно в полнолуние, по возможности содействует контрагент — прокурор Гущин Филипп Игнатьевич (Федор Лавров), чистый Порфирий Петрович, инкуб с острыми сатанинскими ушками и в круглых черных очках учителя Беликова, которому адвокаты процессуальные враги, но истина дороже, тем и ценен. А еще тем, что он биологический отец незаконнорожденного д'Артаньяна стажера Волохова (Александр Сетейкин) и попечением своим отрока не оставляет. А скрытые семейные связи и родственные влечения еще не вредили ни одному сериалу, хоть в Мексике, хоть у нас.

Довольно тонкое и виртуозно двусмысленное название сериалу, скорее всего, повредит: в сетке НТВ такой титл обычно значит либо похождения морского спецназа, либо опергруппу быстрого реагирования, которых мы уже видели раз 28. Но на то и критик в стае, чтоб обратить внимание общественности на редкого качества и глубины продукт и на то, что в связке с продюсером Акоповым (буде она состоится) у канала просто сказочные перспективы.

Они ж там реформируются потихоньку, по новостям видно.

По хронике вот той самой, что есть лицо нации.

У шалуньи Насти сердце полно страсти[12]

«Куприн. Яма», 2014. Реж. Влад Фурман

О Куприне вечно ходили толки: большой он автор или только поднявшийся над общим уровнем наблюдательный беллетрист. Склонялись ко второму — но регулярность споров оставила вопрос открытым.

Особенно он, конечно, импонировал юношеству. Романтическим самоедством героев. Снисходительным отношением к самочке. Унылым постоянством разгула — в «Яме» и «Гамбринусе». Глубокой и всегда односторонней любовью к дикарке или замужней особе — в «Олесе», «Поединке», «Гранатовом браслете». Наконец, репортерством без границ — бесстыжим касанием самых трефных, оскорбительных и оттого манящих тем: розги, платной любви и самоубийства.

«Яма» — предмет негаснущего мальчикового интереса. В зеленых библиотечных шеститомниках пятый — самый читаный-растрепанный, всегда. Начинающие авторы первым делом несут в газету либо фельетон о школьных завтраках, либо объемное эссе о проституции. Фельетон печатают, эссе не глядя выбрасывают в корзину.

Поведением тоже побуждал к снисходительности. Вечными россказнями о родстве с татарской знатью. Откровенным любованием собою в прозе — этакий всезнающий медведь-репортер, который пьет ведрами, любим срамными девками, видит шпионов насквозь и каждому готов дать в рог. Бравым фотографированием с саблей в обрюзгшем 47-летнем возрасте. Встречами с Лениным, потом оголтелым поношением его в эмигрантской печати, потом стоянием на его Мавзолее на ноябрьском параде-1937 (а между прочим, ровесники, одногодки).

Какая-то мутная, вязкая дурь, которой и так полнится его проза.

«Есть культура ума и культура сердца, — писал о нем Георгий Адамович, — и насчет того, на какой высоте находилась у Куприна культура первого рода, позволительны сомнения. Но сердце у него было требовательное, как будто перечувствовавшее многое из того, с чем не справился ум».

Понятно теперь, отчего его взялся ставить Первый канал. С культурой ума и там большие проблемы, зато с культурой сердца полный порядок, даже и с погрешностями против вкуса — а нешто у Куприна их нет?

Состраивание всего корпуса текстов в единую фреску дооктябрьской жизни — весьма удачный продюсерский ход господ Эрнста и Евстигнеева. Пиши автор больше — вышла б у него бальзаковская панорама забубенного русского капитализма. Однако в эмиграции он возлюбил Россию, которую потерял, и пристрастные труды свои похерил. Но и сохранившиеся дают объемную картину — довольно, признаться, безрадостную.

Блуд, глум, загул. Суесловие. Попранное достоинство. Полицейщина с растопыренной лапой. Содом, который взыскует потопа. Потоп и пришел, но Куприн его почему-то не принял. Писал, что большевики обобществляют женщин. Из уст автора самой читаемой книги об общих женщинах звучало странно.

Девок играть привлекли лучших исполнительниц среднего возрастного звена: Агурееву, Екамасову и Ходченкову. Мужчин — скорее, антрепризу: светский резонер — Симонов, околоточный держиморда — Каморзин, студентик с дрожащей губой — конечно, Шагин (Лихонин в книге выглядел несколько иначе, но типаж спасителя падших душ у Шагина убедительней). В роли благородного старца явился сам Леонид Кулагин, игравший всех благородных старцев нашего кино даже в сравнительно молодом возрасте — в том же «Дворянском гнезде» пятьдесят годочков назад. Слегка насупленное детское простодушие Михаила Пореченкова отлично подошло для роли самого Куприна.

В следующих сюжетах от театрального режиссера Фурмана франшиза перешла к ценителю старины и психологизма Андрею Эшпаю («Шут», «Униженные и оскорбленные») и наилучшему знатоку гарнизонного быта и воинского куража Андрею Малюкову («В зоне особого внимания», «Диверсант»). Тот же Адамович когда-то передал купринскую литературу одной фразой: «Был вот такой случай, а бывают, знаете, и такие случаи».

К сборной солянке его историй — наилучший эпиграф.

Если б случился у франшизы успех — можно было б немаленький эпос заделать.

Случаев Александр Иванович расписал премного.

Вечный зов монет и русалок

«Угрюм-река», 2021. Реж. Юрий Мороз. По роману Вячеслава Шишкова

Шишкова Есенин назвал в числе шести крупнейших писателей, пришедших с революцией. Кроме него, помянул Зощенко, Пильняка и Бабеля: о Шолохове с Булгаковым тогда и слуха не было, а третий Толстой еще не пришел.

Десятью годами позже Шишков опубликует свой главный роман «Угрюм-река», где достоевщины нагонит, сколько Ф.М. и не снилось. Отец и сын пользуют одну и ту же сибирскую Кармен и убить друг друга готовы, но убивают ее. Сын женится на девице, чьих деда с бабкой зарезал его