Империя боли. Тайная история династии Саклер, успех которой обернулся трагедией для миллионов - Патрик Рэдден Киф Страница 8

Однажды вечером после особенно напряженной смены интерны решили устроить небольшую вечеринку[104] в одной из незанятых палат больницы. Они принесли с собой выпивку и, сняв белые халаты, приоделись соответственно случаю. Мариэтта была в черном вязаном платье, и ее молочно-белая кожа просвечивала сквозь ажурную пряжу. Молодые люди пили и беседовали, а в какой-то момент начали петь. Мариэтте была свойственна стеснительность, но петь ей нравилось, поэтому, собрав всю свою уверенность, она встала лицом к присутствующим и завела песню, которую когда-то пела в Берлине. Это была французская песня Parlez-moi d’amour («Говори мне о любви») – и Мариэтта сама не заметила, как включилась в исполнение всей душой, негромко напевая грудным, сексуальным голосом в стиле кабаре.

Допевая куплет, она вдруг заметила среди присутствующих незнакомого мужчину, который сидел совершенно неподвижно и внимательно наблюдал за ней. Светлые, пепельного оттенка волосы и очки без оправы придавали его облику профессорскую строгость, и он смотрел на нее, не отводя глаз. Как только Мариэтта допела песню, мужчина подошел и признался, что ее пение доставило ему искреннее наслаждение. У него были ясные голубые глаза, мягкий голос и манеры очень уверенного в себе человека. Он сказал, что тоже врач, и представился. Его имя было Артур Саклер[105]. Старший брат Морти и Рэя. Все трое братьев выбрали медицинскую профессию; их родители, как любил шутить Артур[106], «выбили три из трех».

На следующий день Артур позвонил Мариэтте и пригласил ее на свидание[107]. Но она отказала[108]. Интернатура отнимала у молодой женщины все силы; у нее не было времени на романы.

Весь следующий год Артур не звонил и не появлялся. Мариэтта полностью сосредоточилась на работе. Но когда ее первая интернатура подошла к концу, она принялась за поиски второй. Ее заинтересовала больница Кридмур, государственная психиатрическая клиника в Квинсе, и когда она спросила Рэя Саклера, нет ли у него случайно связей в этом учреждении, Рэй ответил, что, как ни странно, есть: в Кридмуре работает его старший брат Артур, с которым она познакомилась на вечеринке. Тогда Мариэтта позвонила Артуру Саклеру[109] и условилась о встрече с ним.

* * *

Основанный в 1912 году как колония-ферма при Бруклинской государственной больнице психиатрический центр Кридмур к 1940-м годам разросся в огромную психиатрическую лечебницу[110], в комплекс которой входили около семидесяти зданий, распределенных по территории в триста акров. На протяжении всей истории человеческие общества мучились вопросом, что делать с психически больными людьми. В одних культурах таких людей изгоняли или жгли заживо как ведьм. В других, напротив, считали блаженными, полагая, что им открыта некая особая мудрость. Но в Америке в XIX веке основным методом действия медицинских властей было содержание психически нездоровых людей в сети психиатрических лечебниц, которая постоянно расширялась. К середине XX века в таких учреждениях содержалось около полумиллиона американцев. И это были отнюдь не временные госпитализации: люди, попавшие в такие заведения, как Кридмур, обычно больше оттуда не выходили. В результате больница была чудовищно перенаселена[111]: в клинике, которая была сертифицирована для содержания чуть больше четырех тысяч пациентов, теперь ютились шесть тысяч. Это был мрачное и пугающее заведение, настоящий «сумасшедший дом». Одни его пациенты были просто коматозными[112]: безмолвными, не способными контролировать телесные функции, ни на что не реагирующими. С другими случались буйные припадки. Посетители больницы видели блуждавших по территории несчастных[113], замотанных в смирительные рубашки, точно сошедших с гравюр Гойи.

Артур Саклер впервые приехал в Кридмур в 1944 году[114], получив медицинский диплом Нью-Йоркского университета и проработав пару лет интерном в одной из больниц Бронкса. Во время интернатуры он отрабатывал 36-часовые смены[115], принимал роды, ездил на вызовы с бригадой неотложной помощи – и постоянно учился, непрерывно стимулировал свой мозг, ежедневно сталкиваясь с новыми заболеваниями и методами лечения. В этот период Артур особенно увлекся психиатрией. Он учился у Йохана ван Опхейсена, седовласого нидерландского психоаналитика[116], который, как с удовольствием хвастал Артур, был «любимым учеником Фрейда»[117]. Ван-О, как называл его Артур[118], был таким же «человеком Ренессанса», как и его ученик: принимал пациентов, вел исследования, писал научные работы, говорил на многих языках, а на досуге занимался боксом и играл на органе. Артур относился к Ван-О с почтением, называя старика своим «наставником, другом и отцом»[119].

В те дни психиатрия не считалась ведущей отраслью медицины. Ее скорее можно было назвать «профессией-беспризорницей»[120]. Психиатры зарабатывали меньше[121], чем хирурги и врачи общей практики, и с точки зрения как широкой публики, так и научного сообщества, их статус был существенно ниже. Завершив ординатуру, Артур хотел продолжить исследования в области психиатрии, но у него не было ни малейшего желания открывать частную практику и принимать пациентов, к тому же необходимость зарабатывать, чтобы поддерживать семью, никуда не делась; в конце концов, ему еще надо было оплачивать образование братьев. Поэтому он нашел работу[122] в фармацевтической индустрии – в Schering, компании-производителе рецептурных средств, где еще в студенческие годы подвизался в качестве копирайтера-фрилансера. За зарплату в 8000 долларов в год[123] Артур стал членом коллектива медицинских исследований Schering и продолжил работать в рекламном отделе фирмы. Когда Соединенные Штаты вступили во Вторую мировую войну, плохое зрение защитило Артура от участия в боевых действиях. Но вместо военной службы он начал новую ординатуру[124] – уже в Кридмуре.

В то время как первая половина XX века была отмечена невероятным прогрессом в других областях медицины, к моменту прибытия Артура в Кридмур американские врачи все еще не до конца разгадали загадку нормального функционирования человеческого разума. Они умели распознавать такие заболевания, как шизофрения, но даже о причинах их возникновения могли лишь догадываться, не то что лечить. Как однажды заметила романистка Вирджиния Вулф[125] (которая сама страдала психическим заболеванием), когда речь заходит об определенных недугах, наблюдается явная «бедность языка». «Когда самая обычная школьница влюбляется, к ее услугам Шекспир, Донн, Китс, готовые высказать ее мысли и чувства за нее; но попросите пациента описать головную боль своему врачу – и поток его красноречия