Традиции & Авангард. №1 (8) 2021 - Литературно-художественный журнал Страница 40

Карлыгаш. Мы ели плохо. И плохо, и мало, и редко. Один раз в день, утром. «Доширак» просроченный, мы только просрочку и ели. Утром проснешься, платок наденешь, в туалет один раз сходишь и кушаешь три минуты. Нельзя больше, три минуты – и все. Соня умершая все медленно делала – и ела тоже медленно. Амантай подходил к ней и в затылок тыкал: «Быстрее, быстрее». Мы обжигались, ели, быстро ели.

Ложились в три, вставали в шесть. Три часа я спала, Маша спала, Таня спала, Лена спала, Аня спала. А Наташе пять часов можно, старшая, заслужила. Хозяйка мне говорила: «Отработаешь пять лет, можешь пять часов спать».

Я думала: «Выйду когда-нибудь и первым делом высплюсь».

Зияш. Расходы сплошные – у всех рты, у всех желудки. Ментам отдай, ФМС отдай, от тюрьмы спасай. Вышел Серик, говорю: «Далеко не ходи», все равно пошел. Там пошел, здесь пошел – его и остановили. «Чей ты?» – спросили. Он и привел их ко мне – опять деньги, анау-мынау. Я за всех в ответе, все сама решать должна. Им хорошо – работай да молчи, спи да ешь. Разве плохо? Я сама им Аллах, да простит меня Аллах.

Я им сразу сказала: «У меня безопасно, хорошо у меня, надежно у меня». Они не верили, деньги хотели. Потом как-то ночью стекла нам разбили, ящики вокруг магазина подожгли нацисты эти, бритые эти. И тогда мои поверили. Не меня надо бояться, а тех, кто вокруг.

Карлыгаш. Как-то Маша захотела себе деньги взять. Открыла кассу и пару тысяч взяла. У нее день рождения был. Хозяйка узнала, злая была. Избили Машу. Нет, не просто избили, а как любят – высекли. У нас стол специальный был для этого – раздевают, на живот кладут, привязывают голую и секут. Мы секли – Таня, я, Наташа, Лена, Аня, Серик, Амантай, – а хозяйка смотрела.

Маша тогда пошла выпила таблетки, чтобы уснуть навсегда. Но ее откачали. И опять высекли. Мы секли – Таня, я, Наташа, Лена, Аня, Серик, Амантай, – а хозяйка смотрела.

Маша тогда уксус выпила и сожгла себе все внутри. Орала громко, а хозяйка тишину хотела. «Врачей нельзя», – сказала. Отправила ее быстро домой, в Казахстан – а Маша в поезде умерла.

Только потом еще две приехали – Света и Лиза. То есть Сауле и Ляззат.

Зияш начинает сильнее качать качели, Карлыгаш еле держится, хватается двумя руками за поручень.

Зияш. Построю мечеть – только этим жила. Накоплю, уеду, магазин оставлю – сестре оставлю, пусть следит. А мне хватит, наработалась, натерпелась, настрадалась, анау-мынау.

У меня бессонница была, спать не могла уже шесть лет. Шесть лет не спала, ночью камеры включу и смотрю, что в магазине делается. Смотрю, как все работают, а потом смотрю, как все три часа спят. Они спали, а я нет. И я сказала: «Вы много спите, будете два часа спать». Я могла не спать, и они могут не спать.

Один раз только уснула – и тогда отец приснился. Да, тогда с часами, сказал: «Рабыня родит себе госпожу».

Карлыгаш. Маша хотела гражданство. Хозяйка обещала всем. Маша говорила: «Буду сильная тогда. По улицам гордо ходить».

Соня хотела машину свою. Хозяйка всем обещала. Соня хотела быстро ездить. Быстро-быстро.

Оля хотела. Хозяйка всем…

Я хотела. Оля хотела. Маша хотела. Соня хотела. Оля хотела. Маша хотела. Я хотела. Что я хотела? Что я хотела?..

Зияш. Я подозвала эту и сказала, что Айжан умерла.

Карлыгаш выпадает из сильно раскаченных качелей прямо на землю. Зияш смотрит на нее.

Я уже так говорила: «Упала и разбилась». У Наташи первый ребенок был – он первый с качелей в Алматы и упал. Так я говорила. Меня в детстве мама в город повезла, в гости – я во двор вышла. Там дети на качелях катались, и один упал – головой вниз упал. Все испугались, а я смотрела. Кровь была. Я эту кровь на всю жизнь запомнила.

Деньги там хорошие были. Дети хорошо идут, не знаю, сердце, печенка, анау-мынау. Айжан увезли, я деньги получила. А этой сказала: «С качелей упала». Я своей сестре говорила: «Больше всех тебя люблю». А ребенка можно нового родить, а мужа можно нового завести. Аллах поможет.

Карлыгаш. Она брала телефон и раз в месяц звонила в Казахстан. И раз в месяц я слышала голос Айжан. Два месяца прошло, а она не звонила. Я спрашивала. День отработаю, ночь отработаю, водку выпью и спрашиваю. Третий месяц пошел, и я спрашиваю уже без водки. И тогда она подозвала меня и сказала про Айжан.

Я плакала, а она рассказывала про Чингисхана. К нему пришла женщина, попросила освободить родных: мужа, брата и ребенка. А тот сказал: «Выбирай одного, остальных казню». И женщина выбрала брата. Потому что ребенка можно нового родить, мужа можно нового завести.

Только я одна в семье была. Ни брата, ни сестры.

Зияш. Тогда плохие недели настали – продажи плохие, денег мало, а еще отдавать на сторону надо. Менты придут, ФМС придет, бандиты придут, анау-мынау. Были мешки с деньгами, стали пустые мешки.

И тогда я собрала всех в подсобке, на молоко показала и сказала: «Сливайте в ведро». Все мои взяли по пакету молока, открыли и в ведро слили. Потом еще, пока полное не стало. Я вышла и вокруг магазина стала лить, землю поить молоком. Мама моя, родные мои, аульские мои выходили так с молоком из юрты и в землю лили. Щедрость просили, урожай просили, деньги просили. Аллах все видит.

И сразу же стало хорошо.

Карлыгаш. Я узнала про Айжан и день как пришибленная ходила. День, два, неделю, месяц. Я не спала, я звала ее. Я думала, кем стала. По кругу верчусь на площадке этой. День и ночь, утро, вечер. Подсобка. Туалет. Прилавок. Подсобка. Прилавок. Туалет. Я дом хотела, семью хотела, на Красную площадь хотела. А ничего нет.

Я потеряла маму. Я дочку потеряла. Меня отрезали с двух сторон, ничего совсем. Пусть я умру, ничего не надо, я хочу на волю, ничего не надо, я хочу на волю, ничего не надо. Я не Катя. Я не Катя. Меня зовут Карлыгаш! Меня зовут Карлыгаш!

Карлыгаш встает