Киммерийский аркан (СИ) - Боровых Михаил Страница 28

Аваханы стояли, сбившись в кучу. Окровавленные, измученные люди. Кто-то был так ранен, что опирался на товарища, чтобы не упасть. Но в них было что-то непреклонное.

— Здравствуй, уважаемый Абдулбаки. — сказал Каррас.

— Здравствуй и ты, Каррас-каган. — по-киммерийски ответил ему Абдулбаки и чуть поклонился, приложив руку к сердцу.

— Сдайся мне, Абдулбаки, и сохранишь жизнь.

— Я слишком стар, чтобы преклонять колени перед каждым царем в Степи.

— Ты стар, а твои люди молоды. Не боишься смерти, так сохрани их жизни.

Абдулбаки молчал.

— Эй вы, дети Ормузда. — обратился Каррас к взятым в тиски аваханам. — Каждый, кто встанет на колени и назовет меня своим повелителем, сохранит жизнь. Жизнь и честь! Я не обращу вас в рабов. Вы станете сражаться за меня, как сражались за своего господина. Иначе мы перебьем вас всех, не уйдет ни один. Будет так, как я сказал. Великий каган двух слов не говорит.

В рядах воинов прошел ропот.

Они стали опускаться на колени один за другим. Клали перед собой свои сабли и копья, склоняли головы к земле. Абдулбаки растерянно огляделся. С гордо выпрямленной спиной остались стоять он сам, да еще трое. Один из гордецов уже не держался на ногах, опирался на воткнутое в землю копье.

— Вот видишь, уважаемый Абдулбаки. — усмехнулся Каррас. — Твои люди хотят служить мне. А ты что же?

Абдулбаки положил перед собой саблю, но кланяться не спешил.

— Я сдаюсь тебе, но я не хочу служить тебе, Каррас-каган.

— Твой выбор, старик. Уведите его.

Шрамолицый Гварн схватил Абдулбаки за ворот халата и собирался тащить прочь, но тот скинул его руку, и гордо пошел сам.

— Что же вы?

Двое из оставшихся на ногах воинов переглянулись, а потом бросили сабли и опустились на колени. Стоять остался только тот, что был ранен и опирался на копье.

— Колено у меня болит, великий каган. Не могу поклониться. — Сказал воин, молодой, еще безбородый.

Каррас рассмеялся этой шутке. Искренне, весело рассмеялся. Люди способные хранить присутствие духа перед лицом неминуемой смерти восхищали Карраса. Он не знал, как лучше поступить с гордецом, предать смерти, чтобы продемонстрировать свою жестокость, или пощадить, явив свое милосердие.

Он был правителем и понимал, как куется слава.

Ты можешь убить тысячи, но пощади одного на глазах у многих, и тебя будут славить в веках как справедливого и мудрого повелителя.

— Пойдешь ко мне на службу, и тебе не понадобится больше ступать ногами. У тебя будут лучшие кони.

— Прости меня, великий каган. Служить тебе честь, но моего отца и господина ты убил. Я не могу отдать свой меч тому, кто убил моего отца.

Каррас хотел, было приказать убить заносчивого воина, но тут вперед выступил Дагдамм.

— Присягни мне! На моих руках нет крови твоего отца. Я сын великого кагана.

Каррас потемнел лицом от гнева. Он уже наслышан был, что Дагдамм принимает на службу людей разного звания и разных племен. А сейчас сын осмелился выступить вперед него перед войском.

— Отец! — обратился к нему Дагдамм, тоже осознав свою оплошность. — Позволь мне принять этого храбреца на службу.

Один милосердный поступок искупает тысячу убийств. Довольно крови на сегодня.

Так решил Каррас, и величественно кивнул.

Авахан, все так же опираясь на копье, опустился на землю, пал к покрытым пылью и кровью сапогам Дагдамма.

— Я твоя жертва. — Сказал он. — Я Керим, сын Сарбуланда, отныне твой слуга.

Кидерн, наблюдавший за всей это сценой с кислой усмешкой, толкнул в плечо стоявшего рядом воина.

— А они оба любят красивые жесты, верно? Что сын, что отец, только дай покрасоваться.

Воин изумленно посмотрел на него. Это был кюрт. Он не понял ни одного слова по-киммерийски. Оно и к лучшему.

Так завершилась битва за холм, но в долине на восток и в прилегающих к ней холмах еще до ночи звенели клинки и свистели стрелы.

Каррас больше не сражался в тот день. Он уже одержал великую победу, не дело теперь погибнуть от случайной стрелы. Восседая на крупном коне, Каррас с вершины холма взирал на побоище.

К нему один за другим прибывали военачальники с докладами.

У него побывал Керей-хан, рассказавший сказку о том, как заплутал в прорытых реками долинах.

Если бы Керей пришел позже, Каррас приказал бы убить его, пусть это вызвало бунт в рядах кюртов и берков. Но Керей помог ему выиграть великую битву.

Поэтому вместо того, чтобы сломать Керею хребет, Каррас пил с ханом кумыс и говорил о разделе добычи.

По словам Гварна в плен было взято больше тысячи аваханов. Ушли не больше нескольких десятков. Это мелочь, в степи их переловят и перережут дикие племена, на которых аваханы пришли охотиться. Все прочие убиты. Раненых оставшихся на поле боя, там же добивали, в плену им не выжить.

Каррас улыбнулся, слушая эти вести.

Он уничтожил аваханов. Теперь те едва ли способны будут даже защищать свои границы, не говоря уж о том, чтобы и дальше устраивать набеги в Степь.

Добыча неисчислима — все, что аваханы награбили у южных племен и все, что везли с собой от самого Гхора.

По всей округе победители ловили коней, сгоняли в табуны.

Каррас подумал о многих погибших, и на душе у него помрачнело.

Судьба воина — умирать за своего повелителя.

Вечное Синее Небо принимает к себе падших героев.

Нет, он не жалел о тех, что ушли сегодня к предкам.

Он жалел, что силы его войска сократились.

Кем он будет воевать дальше?

— Сколько из аваханов согласились служить нам? — спросил великий каган.

— Около половины, господин.

— Хорошо. Распредели их по десяткам. Пусть займут место убитых ими. Но сделай так, чтобы в десятке их было не больше трех. Ты понял меня?

— Да, господин. — Поклонился в седле Гварн.

Где-то в становище быстро, без церемоний зарезали Бахтияра, который отказался присягнуть великому кагану. Старшим в роду был он. Не стоило Сарбуланду вести на войну всю семью!

— У меня есть мальчишка. Сын Сарбуланда. Значит у меня в плену эмир аваханов. — сказал Каррас Дагдамму.

— Но он мой пленник. — Возразил сын.

Каррас ожег его взглядом как плетью.

— Все что твое — мое. Я пока еще великий каган и твой отец.

Дагдамм поклонился, приложив руку к сердцу.

Если бы он дерзко глянул из-под своих волос, Каррас ударил бы его плетью. Если бы Каррас ударил его, Дагдамм схватился бы за меч. И тогда Наранбатар, стоявший за плечом у Дагдамма, убил бы царевича.

Но Дагдамм не взглянул дерзко, и Каррас сказал.

— Сегодня будет славный пир, сын. Мы будем долго пить аваханское вино, и благодарить Вечное Синее Небо за эту победу.

— Да, отец. — Снова поклонился Дагдамм.

XVIII. В стане победителей

Каррас приказал накрывать для пира длинную, ровную, без кочек и холмиков, поляну, тянувшуюся вдоль берега реки выше по течению от места битвы.

Там у воды густо росли осока и камыш, на обрыве крепко вцепились в каменистую почву два десятка уродливых коренастых деревьев. Иными деревья на степном ветру не вырастали.

На пир к великому кагану были приглашены все военачальники, знать и многие отличившиеся в битве простые воины. Собралось почти две сотни человек. Остальной лагерь будет гулять сам. Там скоро воцарится всеобщее пьянство и разгул. На время власть великого кагана ослабнет. Три дня после победы — время безвластия. Надо дать людям, которые проливали свою и чужую кровь, насладиться своими подвигами. Почувствовать себя гордыми и неподвластными никому, кроме воли Вечного Неба.

Каррас приказал отдать воинам несколько бочек самого лучшего аваханского вина. В обозах аваханов было найдено много всякой снеди, сладостей и фруктов. Они любили даже на войну везти с собой свою цивилизованность. А теперь их клюют вороны.

Каррас сидел на простом коврике, подвернув ноги. Когда надо он использовал весь пышный придворный ритуал, а в других обстоятельствах представал простым воином, первым среди равных. Напротив себя он усадил Керей-хана и Башкурт-хана, вождя берков. По правую руку от кагана сидел его сын Дагдамм, а по левую руку — Наранбатар.