История ислама. Т. 1, 2. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов в XVI веке - Август Мюллер Страница 40

могли принести большой ущерб влиянию Мухаммеда, распространяя среди народа, так восприимчивого к каждой остроте, недоверие, еще опаснее была страсть иудеев подмечать и осмеивать бесчисленные противоречия, в которые запутывался часто пророк, рассуждая о делах веры. Поэтому ближайшей целью, которую он постоянно имел в виду и преследовал с необыкновенной настойчивостью, было истребление этих от души ему ненавистных неприятелей. Совершить это мог он относительно в короткий промежуток времени, и опять-таки благодаря поведению своих же противников. Не следует никогда забывать, что эти иудеи хотя и были привязаны сильно к древней своей религии, во всем остальном арабизировались совершенно; в особенности же отличались они своею племенной обособленностью, что всегда и во всем служило самой надежной опорой для Мухаммеда. Дело в том, что к последовательному проведению сознательной политики никто в Аравии еще не привык. Мы уже видели, как из-за пары растоптанных яичек жаворонка или сомнительных результатов скачки начиналась племенная резня, тянувшаяся десятки лет. Потребовались целые годы взаимного обучения в опытности для того, чтобы племена стали наконец прозревать в замыслах Мухаммеда не что иное, чем пустые поползновения подраться из-за пустого оскорбления чести, выеденного яйца иногда не стоившего, или же стремление в хищническом набеге обобрать кого только можно. Поэтому иудеи племени бену-надир также не поняли, что нападения мусульман против их единоверцев кейнока решали одновременно и их собственную судьбу. А когда наконец и для самых тупоумных раскрывались намерения пророка, становилось уже поздно. Несчастных детей Израиля в их одурении можно прежде всего оправдывать тем, что они, по старинным обычаям арабов, сильно понадеялись на дружественный оборонительный договор, который заключил с ними сам же Мухаммед. Как смотрел Бог мусульман на подобные обязательства, можно видеть из Корана; там прямо говорится (сура 8, 57): «Истинно говорю вам – пред Богом самые дурные из живых существ те, которые отвергают откровение и не хотят уверовать, и те, с которыми ты вступил в союз, а они и после того каждый раз нарушают союз и не боятся Бога. Поэтому, если ты застигнешь их во время войны, поступи с ними так, чтобы они были примером для тех, которые будут после них; может быть, те станут рассудительнее. Если опасаешься вероломства со стороны какого народа, то ему отплачивай равным. Истинно говорю вам – Бог не любит вероломных». Вероятно, Мухаммед благодаря лишь позднейшим событиям обнародовал это откровение. Но сознание, что ему дозволено нарушить договор всякий раз, когда он заподозрит коварство с противоположной стороны, должно было зародиться в его голове уже давно. Недели две спустя после сражения при Бедре отправился однажды пророк в квартал племени иудейского бену-кейнока, людей зажиточных и почтенных, занимавшихся обработкой золота. Перед ними стал он снова выхвалять свои достоинства как последнего и величайшего из пророков и убеждал их принять его веру. Иудеи отклонили решительно предложение. Вскоре затем на базаре у тех же кейнока случилось следующее происшествие. По поводу неуместной шутки, которую дозволил себе один из иудеев сыграть с женщиной-мусульманкой, дошло до рукопашной между евреями и присутствующими правоверными. Согласно взаимному договору, это дело должно было быть представлено на решение пророка; при этом один мусульманин убил второпях иудея, за что обозленные израильтяне порешили тут же на месте убийцу. Так по крайней мере передает само мусульманское предание. Из этого видно, как мало оснований было на стороне правоверных расторгнуть договор, ибо они первые пролили кровь. Меж тем Мухаммед – если только вся эта история не выдумана или же не переиначена сильно – уперся на параграфе договора, по которому не дозволялось убивать правоверного за смерть неверующего. Этот параграф, однако, вовсе не касался иудеев, он относился к договору между мусульманами и племенами аус и хазрадж. Всех беглецов и ансаров стали призывать к отмщению. Между тем кейнока считались самыми храбрыми из мединских иудеев. Они именно сражались при Буасе против своих же единоверцев и аусов, приняв сторону хазраджей. Иудеи твердо уповали на помощь Абдуллы ибн Убайи и его «лицемеров». Он посоветовал им удалиться в их укрепленный квартал и дал понять, что не откажет в помощи в случае осады. Между тем сам он очутился в неловком положении: с иудеями он был связан прежним союзом, а с мусульманами – недавним оборонительным договором; поэтому в конце концов решился оставаться нейтральным. Кейнока не были столь сильны, чтобы выдержать борьбу; остальные иудеи Медины – бену-надир и бену-курейза, – полагая, что им ничего не угрожает в будущем, сверх того не забыв окончательно Буаса, тоже не тронулись. Изнуренные голодом, после 15-дневной осады, вынуждены были кейнока сдаться безусловно. Мухаммед решил было, опираясь на воинские обычаи арабов, перебить взрослых мужчин, а жен и детей продать в рабство. Но у Абдуллы ибн Убайи зашевелилась наконец совесть: он стал умолять и настаивать, несмотря на неоднократные отказы, все убедительнее и горячее, пока пророк не отменил смертного приговора. В Медине находилось еще много лицемеров и язычников; они могли наделать правоверным больших и серьезных хлопот, поэтому пророк, правда нехотя, должен был исполнить эту просьбу. Иудеи были помилованы, но им предписывалось оставить на месте все свое имущество и выселиться с женами и детьми. Три дня дано было сроку, а затем они были изгнаны их бывшим некогда союзником Убадой ибн ас-Самитом. И он отрекся от них, следуя изречению «сердца изменились, и ислам развязывает все договоры». До Вадиль-Кура, в пяти милях на север от Медины, должны были изгнанники брести пешком. Тут единоверцы приняли их дружелюбно, оделили пищей и верблюдами. Кейнока покинули окончательно Аравию и удалились в Сирию. В Азриате[72] нашли они себе новую родину.

Вскоре после раздела богатой добычи, найденной в оставленном квартале, мекканцы дали о себе знать, выказывая намерение отплатить за нанесенный им удар при Бедре. Раз утром (приблизительно в апреле 624 г.) разнеслась по городу молва, что в эту самую ночь побывал Абу Суфьян с двумя сотнями верблюжьих наездников поблизости Медины. При утреннем рассвете напал он на местечко Аль-Урейд, расположенное в плодоносной долине, в полумиле на северо-восток от города, поджег там два дома и засеянное поле, а одного земледельца умертвил. Быстро собран был отряд и поспешно бросился, под предводительством самого пророка, за бегущим неприятелем. Мусульманам вместо неприятеля пришлось удовольствоваться подбиранием сакв, наполненных савиком[73]; их сбрасывали убегавшие, чтобы ускорить рысь верблюдов. Поэтому этот набег носит название «савикский набег». Предпринял его Абу Суфьян, как объясняет предание, не ради рекогносцировки, а только чтоб скорее отделаться от необдуманной клятвы, данной им вскоре после сражения при Бедре: он понял,