Таинство ближнего - Мать Мария (Кузьмина-Караваева) Страница 39

Антоний Великий беседовал с братом, думавшим, что нет необходимости уходить из мира, чтобы спасаться. И как бы предупреждая его об опасностях, которые его ждут, Антоний спросил его: «Скажи мне, сын мой, скорбишь ли ты вместе с ними (с ближними) в горестях их и сорадуешься ли радостям их? Тот признался, что испытывает и то и другое. Тогда старец сказал ему: знай же, что и в будущем веке будешь ты разделять участь с теми, с кем в сей жизни делишь и радость и горе».

У Евагрия-монаха есть тексты, очень трудно сочетаемые друг с другом. Так, с одной стороны, он говорит: «Лучше быть среди тысячи с любовью, чем одному скрываться в пещере с ненавистью», с другой же стороны, он перечисляет «пять дел, помощью которых снискивается Божие благоволение. Первое – чистая молитва, второе – пение псалмов, третье – чтение Божественных Писаний, четвертое – воспоминание с сокрушением о грехах своих, о смерти и Страшном Суде, пятое – рукоделие». Тут как будто просто исчезает память о тысячах, с которыми надо быть с любовью.

Надо вообще сказать, что такие перечисления добродетелей, чрезвычайно часто встречающиеся в Добротолюбии, почти никогда не касаются тех из них, которые имеют отношение к любви к ближнему.

Но есть и другого рода тексты, целиком вытекающие из Христова учения о положении души за ближнего. Их, при общем малом количестве текстов о ближнем, все же больше, чем предыдущих.

Тот же Макарий Великий говорит: «Сподобившиеся стать чадами Божиими и родиться свыше от Духа Святаго… иногда как бы плачут и сетуют о роде человеческом и, молясь за целого Адама, проливают слезы и плачут, воспламеняемые духовной любовью к человечеству. Иногда такой радостью и любовью разжигается их дух, что, если бы можно было, вместили бы всякого человека в сердце своем, не отличая злого от доброго. Иногда в смиренномудрии духа столько унижают себя пред всяким человеком, что почитают себя самыми последними и меньшими из всех».

У святого Иоанна Кассиана есть такое утверждение: «Очевидный же признак души, не очищенной еще от скверных страстей, состоит в том, когда кто не имеет соболезнования к чужим прегрешениям, но произносит на них строгий суд».

Особенно замечательны мысли преподобного Нила Синайского: «Праведно молиться не о своем только очищении, но и об очищении всякого человека в подражание ангельскому чину». «Блажен инок, который всякого человека почитает как бы богом после Бога. Блажен инок, который на содевание спасения и преспеяние всех взирает, как на свое собственное. Блажен инок, почитающий себя отребьем всех. Монах тот, кто, от всех отдаляясь, со всеми состоит в единении. Монах тот, кто почитает себя сущим со всеми и в каждом видит себя самого». «Ничего не предпочитай любви к ближнему, кроме тех случаев, когда из-за нее презирается любовь к Богу».

Тот же дух дышит в словах Ефрема Сирина: «Сие то и значит: да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли, – когда соединяемся друг с другом независтливостью, простотой, любовью, миром и радостью, преспеяние ближнего почитая собственным своим приобретением, а равно немощи или недостатки и скорби признавая собственным своим ущербом, как сказано: не своих сих смотряюще, но и дружних кииждо (Флп. 2:4). Таким образом, сострадая друг о друге, и особенно сильные о слабых и крепкие о немощных, в состоянии будем исполнить закон Христов».

«Признак смиренномудрия – обеими руками удовлетворять потребности брата так, как бы и сам ты принимал пособие».

«Позаботимся о стяжании вечных обетованных нам благ. Приложим о сем старание, пока не стемнело, пока не окончилось торжище. Сотворим себе для тамошней жизни друзей из бедных и неимущих. У них купим себе елея и пошлем туда вперед себя. Ибо здесь для тамошних светильников продают елей вдовы, сироты, немощные, увечные, хромые, слепые и все нищие, которые сидят у дверей церковных».

И наконец, мне хочется дополнить это текстами из святого Исаака Сирианина.

«Признак достигших совершенства таков: если десятикратно в день преданы они будут на сожжение за любовь к ближним, то не удовлетворятся сим, как показали Моисей и пламенный Павел и прочие апостолы. Бог Сына Своего предал на крестную смерть по любви к твари. А если бы у Него было что более драгоценное, и то отдал бы нам, чтобы сим приобрести Себе род наш. Подражая сему, и все святые, стремясь к совершенству, домогаются уподобиться Богу совершенством любви к ближнему».

«Ни один человек не смеет сказать относительно любви к ближнему, что преуспевает в ней душей своею, если оставлена им та часть, которая по мере сил, сообразно со временем и местом, исполняется телесно. Ибо при сем только исполнении делается достоверным, что есть в человеке совершенная любовь. И когда бываем в этом по возможности верны и истинны, тогда дается душе сила в простых и ни с чем не сравнимых понятиях простираться до великой области высокого и Божественного созерцания».

В этих словах оправдано до конца не только деятельное христианство, но и возможность достичь «высоких и Божественных созерцаний» путем любви к ближнему, не только отвлеченной, но непременно и самой конкретной, практической. Тут весь ключ к тайне человекообщения как религиозного пути.

И еще два текста: «Если милостивый не бывает выше своей правды, то он не милостив, то есть настоящий милостивый не только дает милостыню из своего собственного, но и с радостью терпит от других неправду и милует их. Кто душу свою полагает за брата, тот милостив, а не тот, кто подаянием только оказывает милость брату своему».

И последнее: «Пусть тебя гонят, ты не гони. Пусть тебя распинают, ты не распинай. Пусть тебя обижают, ты не обижай. Пусть на тебя клевещут, ты не клевещи… Веселись с веселящимися и плачь с плачущими, ибо это признак чистоты. С болезными болезнуй. С грешными проливай слезы. С кающимися радуйся. Будь дружен со всеми людьми, а мыслию своею пребывай один».

Мне представляются слова эти воистину огненными, и не так уж важно, что они занимают такое малое количество страниц в многотомном Добротолюбии. Гораздо важнее, что они вообще есть и фактом своего существования создают известную святоотеческую традицию, оправдывающую наши поиски путей именно в этом направлении. Таким образом, можно смело сказать, что такая святоотеческая традиция существует. К сожалению, в области применения к жизни этих принципов, в области практического и аскетического поведения