Махабхарата. Ревизия смыслов. - Пётр Степанович Лосев Страница 38

Ведь это совершенно абсурдная ситуация! Но все в корне меняется и становится совершенно понятным и реальным, если предположить, что Бхишма в палатке — это не тот Бхишма, которого собираются убить пандавы, а совершенно другой человек. Кто же этот «Бхишма в палатке»? Да конечно же, тот самый Бхишма с повадками брахмана, ловкий царедворец, неизменно оправдывающий и восхваляющий пандавов перед махараджей Дхритараштрой. И конечно, палатка этого Бхишмы — будем называть его — «Бхишма-жрец» — стоит не в лагере кауравов, а в лагере пандавов. С начала войны общество разделилось на два лагеря и все, кто в мирное время поддерживал пандавов, несомненно оказались в их лагере.

Почему же эти два человека — воин и жрец — носят одно и то же имя, что, собственно, и стало причиной объединения этих людей в тексте Махабхараты? Имя «Бхишма» означает — «ужасный». Такое имя вполне подходит воину, который, в силу своего мастерства и доблести, действительно ужасен для своих врагов. Реально им мог бы быть, например, родной младший брат Дхритараштры. Ведь как мы убедились, Панду никаким братом Дхритараштры не являлся. Желание авторов эпоса, хоть как-то обосновать права пандавов на трон в Хастинапуре, заставило их изменить родословную и сделать Панду братом Дхритараштры. А вот жрец мог получить такое имя либо в случае уродливой внешности, либо если он был служителем культа какого-то ужасного,свирепого и беспощадного бога или богини. В пантеоне того времени и того региона на эту роль более всего подходит богиня Дурга.

Итак, образе Бхишмы искусственно соединены два человека:

1) Бхишма-жрец, служитель культа богини Дурги, сторонник пандавов;

2) Бхишма-воин, полководец, сторонник пандавов.

Но вернемся во дворец Дхритараштры. Все выглядит так, что это не заседание совета, а объявление решения махараджи Куру в присутствии придворных. Что же объявляет царь Дхритараштра своему ближайшем окружению, по мнению авторов Махабхараты?

Решение Дхритараштры, по меньшей мере, странно: наградить половиной царства людей, которые не имеют никаких прав не только на наследование, но даже и на выделение им какого-нибудь удела, и выделить им земли, где нет городов, а один только дремучий лес. При встрече с пандавами махарадже следовало бы задать им ряд следующих вопросов:

1) Как они спаслись из огня при пожаре в «смоляном доме»?

2) Кто на самом деле сгорел в «смоляном доме»?

3) Как и почему погиб Пурочана?

4) Почему сгорел оружейный склад?

5) Почему они скрывались так долго от махараджи?

6) Почему, «воскреснув», они объявились при дворе Друпады — врага Дхритараштры?

7) Почему пандавы заключили такой брак?

8) Кто распускал слух о гибели пандавов и обвинял в их гибели Дхритараштру и Дурьйодхану?

Если бы такие вопросы прозвучали, а ответы на них были бы правдивыми, то это сразу выдало бы пандавов, как врагов Дхритараштры. А какой царь будет награждать своих врагов половиной царства, если он не умалишенный? Дхритараштра умалишенным не был. А отсюда следует, что никакого деления царства кауравов не было.

Трудно сказать, что просил передать пандавам Дхритараштра, но Видура, приехав в Кампилью, посоветовал братьям держаться подальше от Хастинапура. Думается, что царь кауравов мог сказать только одно: пандавам незамедлительно следует явиться в Хастинапур для дачи добровольных показаний.

Друпада по совету Кришны и Вьясы послал пандавов на Ямуну. Место это находилось в дремучем лесу к югу от царства Куру. Когда-то давным-давно здесь занималась перевозом через реку мать Вьясы Сатьявати. Здесь проходил торговый путь к царству Шивы. Почему был сделан такой выбор? Во-первых, их будущая столица Индрапрастха находилась в 150 -200 километрах к югу от Хастинапура, в нескольких днях пути. Во-вторых, сразу после обрядов, совершенных Вьясой, пандавы стали копать ров, для защиты от нападения с севера и возводить стены. Выбор места позволил в будущем угрожать царству Куру с юга, самим оставаясь под надежной защитой. И это при том условии, что царство Друпады находилось к западу от царства Куру. Была и еще одна причина, но она связана с противоположным берегом Ямуны, и о ней речь впереди.

Однажды в Индрапрастху приходит мудрец Нарада и объясняет правила семейной жизни пандавам. Речь идет о том, кто первый и как долго будет спать с Драупади. Вопрос очень важный для полиандрического брака. То, что правила нарушил Арджуна, свидетельствует о том, что, по мнению Арджуны, право первой ночи принадлежит ему. Кража коров у брахмана и его просьба наказать воров является, конечно, оправданием, но необходимость двенадцатилетнего воздержания показывает, что вряд ли она была действительной причиной.

Арджуна вынужден зайти в помещение, где хранилось оружие братьев, а там в это время с Драупади уединился Юдхиштхира. Тем самым Арджуна невольно нарушил правила. Что тут сказать? Уединяться с женщиной лучше в спальне, а не в комнате для хранения оружия. Цари, ведь все же. И вообще, днем оружие всегда при воине, а ночью — рядом, под рукой. И почему остальные братья не захотели помочь брахману? Где их почтение к брахманам?

Как бы то ни было, но Арджуна отправляется в изгнание, сопровождаемый толпами брахманов. Но уже встреча с Улупи показывает, как легко склонить Арджуну к нарушению своего обета и дхармы. Когда на чаши весов кладется с одной стороны потребность тела и желание переспать с женщиной, даже если это высказано самой женщиной и облечено в форму спасения страдающим или во мнение благочестивых, а с другой стороны — слово, данное братьям, то как легка эта вторая часть! Заметим, что Улупи — дочь змея Кауравья, а это значит, что «змеи» — тоже на самом деле люди, поскольку от брака змей с людьми получаются нормальные дети. Итак, одна ночь с Улупи — и Арджуна снова в пути. Результат этой ночи — сын Ирават — для нас не будет иметь никакого значения, в отличие от второго случая нарушения Арджуной обета воздержания.

В Маналуре Арджуна три года живет с Читрангадой. Обет воздержания нарушен на этот раз уже под видом благочестивой причины. Теперь это — следствие страстности самого Арджуны (а, может быть, и не страстности даже, а сладострастия?). Но не будем ханжами, не станем осуждать страстных мужчин или женщин. Мы понимаем, как трудно сдержать данное братьям слово воздерживаться от женщин. И мы понимаем, как легко нарушить его в первый раз, особенно если женщина сама просит об этом. Как известно, второй шаг легче первого. Неудивительно, что пандава нарушает свое обещание братьям во второй раз уже по собственному желанию. К оправданию Арджуны мы должны констатировать: обещание Арджуны было вынужденным, а не