«Люди в верности надежные…». Татарские муфтияты и государство в России (XVIII–XXI века) - Ренат Ирикович Беккин Страница 29

мусульмане выбирали своего религиозного руководителя без необходимости дальнейшего утверждения его кандидатуры органами государственной власти. Со стороны Временного правительства не последовало возражений, хотя соответствующее положение законодательства, регулировавшее процедуру назначения муфтия, еще не было отменено[382]. История Духовного собрания как общеимперского бюрократического учреждения закончилась, и на его базе была создана принципиально новая структура, призванная служить интересам национального правительства тюрко-татар.

Диния назараты: министерство религии

Большинство религиозных деятелей на Первом Всероссийском мусульманском съезде выступало за то, чтобы национальные и религиозные органы управления мусульман в России функционировали независимо друг от друга, то есть чтобы их сферы ответственности не пересекались. Однако светские мусульманские лидеры рассматривали муфтият как часть будущего национального тюркского правительства. Функции и сфера компетенции Диния назараты обсуждались во время Второго Всероссийского мусульманского съезда в Казани (21 июля – 2 августа (3–15 августа) 1917 г.)[383]. Во второй половине июля в Казани проходили также съезды мусульманского духовенства и воинов-мусульман. 22 июля состоялось объединенное заседание делегатов всех трех съездов, на котором была провозглашена национально-культурная автономия мусульман тюрко-татар внутренней России и Сибири[384].

По мнению Садри Максуди, который в мае 1917 г. был избран председателем Милли идаре – правительства Национально-культурной автономии мусульман тюрко-татар внутренней России и Сибири, объем полномочий Диния назараты следовало ограничить обеспечением потребностей культа и нужд духовенства как класса. Религиозных деятелей можно было также привлекать для решения актуальных задач, стоявших перед народом[385].

Но ‘улама’, участвовавшие в работе съезда, не хотели довольствоваться лишь «обеспечением потребностей культа». Они стремились играть более активную роль в других сферах жизни общества. После полемики между либеральными политиками и консервативными ‘улама’ на съезде в Казани был достигнут определенный компромисс. Диния назараты вошло на правах одного из министерств (по делам религии) в состав Милли идаре[386]. Полномочия муфтията ограничивались такими вопросами, как контроль за назначением служителей исламского культа, строительство мечетей, открытие богословских образовательных учреждений и формирование их программ, регулирование брачно-семейных отношений, регистрация и раздел имущества по шариату и др.[387]

Таким образом, реорганизованный муфтият вышел из-под контроля русских властей и сразу же попал в зависимость от национального правительства, которое выступало от имени значительной части татарского общества. То, что такое положение дел не устраивало ‘улама’, хорошо видно из дневниковых записей муфтия Галимжана Баруди:

Уже настало время реформ. Нация, и стар и млад, издавна возлагала на нас большие надежды. Мы выработали идею постепенного действия, считая свойственный социалистам метод разрушения неприемлемым. Но возник Милли меджлис[388] и развеял наши планы, ограничил, как и прежде Романовы, нашу силу и энергию. Испугавшись успехов шариатского учреждения, позавидовали рождению прекрасных дел по укреплению религии и реформ и совсем не захотели заниматься не согласованными ни с кем вопросами. Создали национальное управление [Милли идаре. – Р. Б.] и передали в его ведение муфтия и кадиев, и все Духовное управление. Следствием этого стало большое ослабление и оскорбление указанного управления, отцов нации, верующих, это погасило их радость, отняло духовность и инициативу в области школ и медресе, оказалось возможным вершить экономические дела при поддержке учреждения, именуемого министерством финансов. Школы и медресе, на которые управление возлагало великие надежды, оказались в плачевном положении. Это вызвало в народе враждебное отношение. Подготовили лишь путь для осуществления целей коммунистов… и сами… оказались в катастрофическом положении. Духовному управлению ничего не осталось, как работать в старом стиле, в обессиленном состоянии[389].

В приведенном фрагменте обращают на себя внимание следующие положения.

1. Муфтий Баруди сравнивал политику национального правительства (Милли идаре) по отношению к муфтияту с политикой царей из династии Романовых, использовавших этот институт в своих интересах и игнорировавших духовные чаяния народа. Это проявилось, в частности, в передаче мусульманских школ (мектебов и медресе) в ведение министерства просвещения.

2. Муфтий считал не политических деятелей, заседавших в Милли идаре, а ‘улама’ подлинными «отцами нации», призванными играть ключевую роль в решении различных проблем тюрко-татар России. Из текста Баруди очевидно, что он рассматривал мусульманское духовенство и национальное правительство в качестве конкурентов, а не единомышленников[390].

3. Подчиненное положение Диния назараты по отношению к правительству не устраивало если не всех, то значительную часть ‘улама’.

4. Муфтий и его единомышленники представляли реформу ОМДС иначе, чем политические лидеры мусульман страны. Реформирование Духовного собрания должно было осуществляться постепенно и не приводить к его разрушению, как это произошло в 1917 г.

Однако у муфтия Баруди не было другого выбора, кроме как смириться со сложившимися обстоятельствами, чтобы сохранить единство в рядах мусульман:

Он [Баруди. – Р. Б.] обладал таким несравнимо огромным статусом руководителя религиозной конфессии, но, уважая национальные интересы своего народа, не возражает против сокращения полномочий ОМДС при переходе к Духовному управлению. Сочувствуя идее единства нации, он соглашается на роль рядового министра и входит в состав членов Милли идаре. Очевидно, что если бы он не согласился на этот шаг, у Милли идаре не было никакого шанса на признание со стороны народа. Даже передача системы медресе и мектебов из его ведения в отдельное министерство образования и сокращение финансовых поступлений в связи с созданием специализированного управления не вызывает у муфтия возражений…[391]

Несмотря на критическое отношение к вероисповедной политике татарского национального правительства, Баруди негативно отреагировал на решение большевиков ликвидировать Милли идаре, оформленное декретом от 12 апреля 1918 г.[392] В этом декрете, однако, подчеркивалось, что Диния назараты может продолжить свою деятельность при условии, что оно не станет вмешиваться в политические дела. В июле 1918 г., после взятия Уфы войсками А. В. Колчака, Милли идаре ненадолго возобновило работу. В составе национального правительства продолжало деятельность и Диния назараты во главе с Баруди. Муфтий понимал, что ни белые, ни красные не заинтересованы в существовании Милли идаре, но они были готовы терпеть муфтият при условии его полной лояльности по отношению к ним[393].

После того как красные захватили Уфу, Баруди покинул город и перебрался в Петропавловск, находившийся в руках белых. Однако кадий Ризаэтдин Фахретдин остался в Уфе. Такая ситуация не была результатом разногласий в среде высшего мусульманского духовенства. Скорее можно предположить, что это был продуманный стратегический ход со стороны муфтия и кадиев, которые в условиях политической нестабильности пытались сохранить Диния назараты. После утверждения советской власти в Волго-Уральском регионе Баруди возвратился в Уфу.

В 1920 г. в Казани прошел съезд мусульманского духовенства, на котором было решено преобразовать Диния назараты в Центральное духовное управление мусульман внутренней России и Сибири (ЦДУМ). Были избраны муфтий (Г. Баруди) и шесть кадиев. Название «Диния