История ислама. Т. 1, 2. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов в XVI веке - Август Мюллер Страница 28

Раз ночью, так гласит предание, явился пророку во сне ангел Гавриил. С превеликим трудом разбудил Мухаммеда небожитель и вывел из дому. Перед дверьми стояло чудное животное аль-бурак[53]. В одно мгновение ока пророк очутился в Иерусалиме, возле самого дальнего храма[54], куда вступил, окруженный толпой других пророков: Авраамом, Моисеем и Христом. В сонме их он молится, затем видит стоящие перед ним три сосуда, наполненные водой, вином и молоком. И раздался глас: если он возьмет с водой, то потонет вместе со своей общиной; если возьмет наполненный вином, то заблудится вместе со своей общиной; а если возьмет с молоком, то будет ведом по истинной стезе, вместе со своей общиной. Понятно, он выпивает молоко. При этом Гавриил определенно настаивает на том, что предсказание это исполнится. Тем и кончается «ночное путешествие». За сим следует «посещение неба», по лестнице, виденной Иаковом во сне. Пророк в одно мгновение достигает небесных врат. Ангел Гавриил представляет его привратнику; тотчас же впускает он его на первое небо. Его встречают большие толпы ангелов, дружелюбно улыбаются ему, только один из них глядит на него серьезно. Это Малик, надсмотрщик над адским пламенем, отвечают ему на сделанный им вопрос. Когда, по его просьбе, показали ему самый огонь, пророк приходит в ужас, и Гавриил должен был просить ангела поскорее закрыть геенну. Мухаммед успел только увидеть здесь, как Адам пропускает мимо себя души своих потомков; одних приветствует он похвалой, других приводит в ужас возгласом: тьфу! Далее мелькнуло пред его глазами несколько образчиков адских мук: угнетателей вдов, нарушителей брака и т. п. На втором небе, куда он вступил, встретил он Иисуса и Иоанна Крестителя; на третьем – Иосифа Прекрасного, красовавшегося подобно полной луне; на четвертом – патриарха Еноха, на пятом – Аарона, на шестом – Моисея, на седьмом – Авраама в виде красивого старца; мимо него проходят ежедневно, через дверь, 70 тысяч ангелов, и ни один из них до самого Страшного суда не вернется сюда снова ни разу. Наконец ведут пророка через весь рай пред лик Господень. Он налагает на него обязанность читать ежедневно пятьдесят молитв за себя и общину. Когда Мухаммед вернулся к Моисею с этим повелением, тот выразил сомнение: «Тяжело моление, а народ твой слаб; проси Господа об облегчении». Так и сделал посланник Божий, и ему было отпущено десять молитв. Затем та же история, на манер просьб Авраама о праведных Содома, повторяется до тех пор, пока ему не удается испросить для ислама только пять канонических молений. Затем оставляет пророк небо и возвращается тем же путем, каким пришел, назад в Мекку. Позже к этому рассказу делались различные добавления и приукрашивания. Приведем из них самое выдающееся: пророк на небе имел с Богом 70 тысяч разговоров, и, несмотря на то, все путешествие совершилось так быстро, что при возвращении пророка кровать его была еще тепла, а вода из кружки, которую он, торопясь, опрокинул ногой, не успела еще вытечь. Не было, казалось, никакой надобности в подобного рода невероятных преувеличениях, способных изумить даже таких правоверных, которые привыкли принимать все слова пророка с благоговением и верой. Поэтому не без достаточного основания можно предположить, что все это путешествие на небо придумано после смерти Мухаммеда усердными набожными, которых жажда к чудесному не удовлетворялась одним путешествием в Иерусалим. И этого оказалось мало, впоследствии прибавлены были новые украшения. Словно хотели нарочито возбудить в толпе сомнения и внушить, что в делах веры не может иметь места спокойное рассуждение. Немудрено после этого, что многие пришли в смущение из тех, которые до этого крепко держались общины правоверных, а другие покачивали сомнительно головой. Один только Абу Бекр оставался по-прежнему непреклонно убежден в непогрешимости Мухаммеда и неизменно повторял тем, коих раздражал этот рассказ: если он сказал, стало быть, правда. Так укреплял он снова в вере более слабые души, за что получил от пророка почетное прозвание Ас-Сиддик – «свидетель правды».

Подошло наконец снова время великого праздника. Было заранее условлено, что большинство правоверных Иасриба, все те, которые в состоянии будут уйти незаметно и не возбуждая особенного внимания, должны примкнуть к паломникам Мекки. Весной 622 г. двинулись в путь жители Иасриба значительной толпой, под предводительством старейшины хазраджей Абдуллы ибн Убайи. Весьма понятно, и предводитель, и спутники его знали уже, что в прошлом году некоторые из племени, а также многие ауситы приняли веру мекканца. Но в Иасрибе привыкли относиться снисходительно к разным религиозным воззрениям, считали веру частным делом всякого; племя в это не вмешивалось. О том же, что шли попутно тайные переговоры с чужеземцем, которые при некоторых обстоятельствах могли довести до открытой борьбы с курейшитами, никто и не догадывался, правоверные хранили глубокое молчание. Торжества пилигримов прошли обыкновенным порядком, ничто не указывало на то, что подготовляется необычайное событие. Бесшумно скользил Мусаб между группами правоверных, среди окружающих пророка шли тайные подготовления отрясти с ног прах безбожного города и переселиться на благословенную почву, уже принесшую вере такую богатую жатву. На второй день из тех трех, которые проводят пилигримы по окончании церемоний празднеств в Мине, все было готово.

Ближайшая связь, соединявшая пророка, хотя отчасти только, с его родом до кончины Абу Талиба, сильно ослабла, особенно с тех пор, как первоначальное намерение Абу Лахаба принять на себя обязанность семейного защитника после умершего брата кончилось новым разрывом. Но если обязательства семьи с этих пор как бы прекращались по отношению к неудобному ее члену, то это еще не значило, что они были окончательно порваны. Существовала еще зависимость «этого одного» от своих родственников. Поэтому, чтобы сделать будущее положение Мухаммеда в Иасрибе, по арабским понятиям, не совсем неправильным – и не ради одних только тамошних жителей, большинство которых не было еще обращено, – следовало еще расторгнуть его связь со своими. Тогда только мог он быть принятым в союз семей Иасриба, и под тем только условием могли они его признать своим. Для этой цели, понятно, было необходимо, чтобы один из старейшин хашимитов снял с него мирным путем обязанности по отношению к племени. На это и согласился один из дядей Мухаммеда, брат его покойного отца и Абу Лахаба. Аль-Аббас, так звали его, принадлежал к людям, не обладающим ни особенно сильным характером, ни твердыми убеждениями. Взамен природа одарила его способностями в трудные времена скользить невредимо между противоположными