Оскорбление Бога. Всеобщая история богохульства от пророка Моисея до Шарли Эбдо - Герд Шверхофф Страница 23

Мусульмане: хула на пророка

С самого начала в развитии ислама религия и власть были тесно связаны между собой. Мухаммед предстал не только как пророк, но и как политический лидер, объединивший племена Аравийского полуострова[240]. Ислам быстро распространился за пределы своей колыбели – в Северную Африку и на Пиренейский полуостров, но прежде всего в Азию; вскоре он стал доминирующей религией различных империй и династий. Однако для мусульманского мира были характерны и внутренние конфликты, связанные с расколом между основными конфессиями суннитов и шиитов, а также образованием многочисленных сект.

В ходе исламской экспансии мусульманские халифы и султаны во многих местах получили господство над христианскими (и иудейскими) общинами. Будучи представителями монотеистических религий, в определенной степени они были признаны при исламском правлении: согласно правовой традиции дхиммы правитель предоставлял им защиту, за что они платили специальный налог. Им была гарантирована свобода вероисповедания, но имела место и дискриминация[241]. Определение христиан как «людей книги» (Ахл аль-Китаб) не было таким безобидным или даже позитивным, как может показаться на первый взгляд. Оно также использовалось полемически и, следовательно, уничижительно. В этом смысле оно заклеймило христиан как людей, которые отклонились от первоначального монотеизма, закрепленного в священных писаниях, и (ложно) поклонялись Иисусу, посланнику Бога, как Сыну Божьему[242]. Мусульманские богословы обвинили христиан в фальсификации писаний, открытых им Богом, из-за идей о воплощении и Троице. «Это самая странная вещь в мире, – писал анонимный автор в Алеппо во время крестовых походов, – христиане утверждают, что Иисус – Бог, а потом говорят, что евреи арестовали и распяли его. Как может Бог, который не в состоянии защитить даже себя, защитить других?» Кроме того, любой, кто верит, что его Бога родила женщина, должно быть, сумасшедший[243].

Богохульство в мусульманском понимании

В строго монотеистическом мышлении мусульман богохульство должно было рассматриваться как преступление, караемое смертной казнью[244]. В самом Коране сравнительно немного отрывков, из которых можно было бы вывести нормативные положения по этому вопросу. Более продуктивны канонические сборники хадисов, в которых передаются изречения и действия пророка Мухаммеда. Лишь в Средние века ученые-правоведы более интенсивно занялись изучением богохульства и на этой основе вырабатывали более четкие позиции. Концептуально унижение Бога, пророка или других почитаемых личностей в первую очередь понималось с использованием термина «сабб» в смысле «обиды» или «оскорбления», но применялись также и другие термины. Более важным, чем отдельные обозначения, было то, что соответствующие оскорбления были помещены в контекст отступничества (ридда) или неверия (куфр). Обвинение всегда относилось к отступничеству от истинной веры (такфир). Со времен возникновения исламского сообщества на Аравийском полуострове это преступление каралось драконовскими наказаниями, социальной изоляцией и смертной казнью[245]. В крайнем случае, споры велись о том, насколько раскаяние преступника может смягчить наказание.

Квалификация богохульства как отступничества или неверия ясно показывает, кем были обвиняемые: изначально это были не люди других вероисповеданий, а мусульмане, которые отступили от веры и потому поносили Бога или пророка Мухаммеда. Религиозные сомнения и богохульные насмешки, очевидно, особенно процветали в многоконфессиональном климате Пиренейского полуострова, где представители трех авраамических религий жили в непосредственной близости друг от друга. Так или иначе, именно оттуда до нас дошли сообщения о некоторых любопытных случаях. Например, в середине IX века Абд ар-Рахман II, эмир Кордовы, должен был судить человека, который в пасмурный день произнес: «Сапожник начал увлажнять свои шкуры». Некоторые были склонны отнестись к этому замечанию о Боге просто как к неудачной шутке, другие же посчитали ее тяжким оскорблением Бога. Эмир встал на сторону сторонников жесткой линии. В соответствии с его приговором обвиняемого распяли на деревянном кресте и закололи до смерти, после чего тело было выставлено на всеобщее обозрение. Согласно более поздним сообщениям, правитель обосновал свое решение, заявив, что «страх, который мы внушаем в сердца наших врагов, основан на том, что мы исполняем законные наказания, укрепляем религию Бога и ведем священную войну против его врагов, тем самым отгоняя стремления к уклонению и опасные нововведения»[246]. Это обоснование соответствовало позиции других мусульманских правителей, которые демонстративно боролись с религиозными отклонениями, чтобы подчеркнуть свои претензии на политическое лидерство. Из этого не следует делать вывод о принципиальном ригоризме. Незадолго до этого эмир проявил снисхождение к брату одного из своих самых важных юридических советников, также использовавшему вольные выражения, которые могли быть истолкованы как богохульные[247].

Спустя добрую сотню лет, в 961 году, второй халиф Кордовы Аль-Хакам II также продемонстрировал свое рвение в защите истинной веры в самом начале своего правления. Он распял известного отступника, которого обвиняли в многочисленных оскорблениях ислама, не дав ему возможности защититься. Обвинения включали в себя: уничижение Корана как книги, полной басен, чепухи и суеверий; оскорбление первых трех халифов и Аиши, жены Мухаммеда; угрозы Каабе и насмешки над религиозными обрядами, такими как молитва и паломничество (хадж). Обвиняемый также заявил, что употребление вина и зоофилия дозволены. Наконец, говорят, что он спросил христианина о свинине и в качестве пояснения добавил, что не следует религии Мухаммеда и не верит в нее[248]. Еще сто лет спустя, в 1072 году, стражи нравственности безжалостно преследовали в течение семи лет в самых отдаленных уголках Пиренейского полуострова Ибн Хатима, еретика, в результате осужденного в Толедо и казненного в Кордове. На суде в общей сложности 60 свидетелей обвинили подсудимого в отрицании божественных атрибутов, пренебрежительном отношении к пророку Мухаммеду и членам его семьи и отрицании необходимости омовения в состоянии ритуальной нечистоты – каждое из этих обвинений влекло за собой смертную казнь. Осужденный был заживо распят на мосту через Гвадалквивир и убит копьями[249].

То, что сам Бог стал объектом богохульства, довольно необычно в исламском контексте. Большинство инкриминируемых богохульств было направлено против пророка Мухаммеда и его окружения. Трудно решить, как следует оценивать это тревожное беспокойство неприкосновенностью пророка: не противоречит ли она строгой вере мусульман в единого Бога, поскольку в данном случае Мухаммед превозносится до квазибожественного существа? Или это обстоятельство подчеркивает самоочевидность данного типа монотеизма, который настолько отдалил Бога-Творца, что тот почти никогда не был объектом оскорблений и религиозных насмешек, и создал, так сказать, замещающий объект? Очевидно, что защита пророческой чести от унижения рано приняла достойные внимания формы. Так, в 770 году был казнен человек, повторивший хадис «Я печать пророков; после меня не будет пророка» с добавлением «…если только Богу не угодно будет иначе»[250]. Сам Мухаммед, казалось, еще при жизни одобрял, что ему приписывался исключительно высокий, священный статус. Во всяком случае, в сборнике хадисов Абу Дауда сообщается история слепого, который зарезал ножом