«Люди в верности надежные…». Татарские муфтияты и государство в России (XVIII–XXI века) - Ренат Ирикович Беккин Страница 21

рассмотрение в качестве второй инстанции жалоб на приходское духовенство по таким вопросам, как правильность исполнения обрядов, заключение и расторжение браков, споры, связанные с разделом наследственного имущества, неповиновение детей родителям, нарушение супружеской верности; 6) распоряжение брачными и другими сборами, получаемыми приходским духовенством; 7) управление приходским имуществом, а также имуществом религиозных учебных заведений; 8) причисление к приходам лиц, прежде относившихся к другим вероисповеданиям[283]. К концу 1870‐х гг. ОМДС получило исключительное право переименовывать квартальные (пятивременные) мечети в соборные[284].

Важно отметить, что при рассмотрении вопросов, оставленных в компетенции ОМДС, его приговор имел силу только в том случае, если обе стороны соглашались с ним. Поэтому в качестве судебной инстанции Духовное собрание играло роль лишь третейского суда. ОМДС редко самостоятельно рассматривало споры и выносило решения, пересылая дело либо влиятельному религиозному деятелю, либо губернским властям[285]. Тем не менее в официальных документах, издаваемых Духовным собранием, этот орган часто именовался Махкама-и шаргыя Ырынбургия (Оренбургский шариатский суд).

Между тем в среде имперских чиновников и мусульман росло понимание того, что институт муфтията нуждается в реформировании. Однако было чрезвычайно сложно принять модель, которая подошла бы и государству, и мусульманским подданным империи. Первые проекты, предусматривающие реформу института муфтията, были представлены в царствование Александра II. Большинство из них поступили от имени глав губерний со значительным мусульманским населением: Оренбургской и Самарской[286].

Самым известным проектом был проект генерал-губернатора Оренбургской губернии в 1866–1867 гг. Н. А. Крыжановского. В 1867 г. в МВД была подана его записка, состоявшая из 18 пунктов. Основные предложения Крыжановского сводились к следующему: включить в состав ОМДС русского чиновника; вести делопроизводство и метрические книги муфтията на русском языке; установить образовательный ценз для лиц, желающих занять должность муллы; определить фиксированное государственное жалование всем муллам (с целью сделать их зависимыми от правительства, а не от прихожан) и др. Проект Крыжановского был направлен на то, чтобы взять муфтият под больший контроль правительства и вместе с тем ослабить его влияние на мусульман.

В том же 1867 г. в ДДДИИ поступил на рассмотрение от имени муфтия Салимгарея Тевкелева проект устава ОМДС, подготовленный при участии заседателей и служащих Духовного собрания. Этот документ имел компромиссный характер и учитывал известную практику в сфере отношений органов государственной власти и Духовного собрания. Так, например, отмечая, что избрание муфтия коллегией выборщиков от мусульман больше отвечает потребностям времени, Тевкелев вместе с тем оставил в проекте устава ОМДС механизм назначения муфтия императорским указом по представлению МВ[287] Д. Сохранялся в проекте устава и механизм утверждения кадиев в ДДДИИ. Однако при этом предлагалось расширить круг лиц, из числа которых можно было выбирать заседателей ОМДС, то есть не ограничиваться только татарами Казанской губернии, а включить в него и представителей других регионов России[288].

В проекте уделялось большое внимание интеграции ОМДС в систему органов власти в империи. Одним из наиболее радикальных было предложение закрепить за представителями высшего слоя мусульманского духовенства классные чины согласно Табели о рангах. Так, для муфтия предлагалось установить IV классный чин (действительный статский советник) с жалованием 4000 рублей в год. Должностям помощника муфтия и заседателей должны были соответствовать V (статский советник) и VII (надворный советник) классные чины соответственно[289].

Не осталось без внимания в проекте Тевкелева и среднее звено мусульманского духовенства. Предлагалось усилить его за счет введения должности окружного ахуна с функцией контроля за деятельностью мечетей и конфессиональных школ. Окружной ахун должен был избираться из числа наиболее авторитетных и компетентных духовных лиц на местах и по представлению муфтия утверждаться местным губернатором. Окружные ахуны, а также имамы соборных мечетей могли претендовать на звание почетного ахуна[290].

Предлагая усилить (а фактически сформировать заново) среднее звено мусульманского духовенства, Тевкелев тем самым выступал за централизацию управления в структуре ОМДС. Муфтий был противником предоставления большей автономии мусульманским общинам на местах и стремился поставить их под больший контроль ОМДС. В проекте устава были подробно прописаны обязанности примечетных служителей культа (приходского духовенства).

Проект Тевкелева был направлен «на трансформацию правительственного учреждения – ОМДС – в легитимный, выбранный мусульманским сообществом, религиозный орган, что превратило бы его в высший орган религиозно-культурной автономии мусульманских народов внутренних губерний»[291]. Власти империи не были готовы допустить усиление и централизацию ОМДС, и проект Тевкелева так и не послужил основой для реформирования института муфтията как при жизни муфтия, так и при его преемниках.

После смерти Тевкелева в 1885 г. в правительственных кругах обсуждался вопрос о новом муфтии. Речь шла о конкретных кандидатурах, а не о реформировании самого института муфтията. Революция 1905–1907 гг., джадидистское движение[292] и рост национального самосознания российских мусульман вывели дискуссию о преобразованиях в ОМДС на новый уровень.

Проекты реформ ОМДС после 1905 года

17 (30) апреля 1905 г. был опубликован именной указ императора Николая II «Об укреплении начал веротерпимости», включавший семнадцать пунктов. Наиболее важными были первые три, существенно менявшие отношение государства к иноверческим и инославным конфессиям: свобода выбора веры в рамках христианских исповеданий (п. 1); право супругов, переходящих из одного христианского исповедания в другое, определять религиозную принадлежность своих детей, не достигших четырнадцатилетнего возраста (п. 2); право перехода православных в нехристианскую веру, если до присоединения к православию они сами или их предки исповедовали ее (п. 3)[293].

С принятием указа 17 апреля 1905 г. в Российской империи была установлена ограниченная свобода вероисповедания, которую можно определить как свободу выбора религии и свободу отправления религиозных обрядов[294]. Поначалу указ был встречен мусульманами с энтузиазмом, однако вскоре они начали сталкиваться с правоприменительной практикой, и оказалось, что реализовать его положения в повседневной жизни не так просто.

Реакция Синодальной церкви была прямо противоположной. Точку зрения многих иерархов выразил епископ Полтавский и Переяславский Иоанн (Смирнов). Он полагал, что указ 17 апреля 1905 г. даровал «полную самостоятельность для всех общин инославных и иноверцев, предоставив им устраивать свою внутреннюю жизнь с наибольшим для себя удобством. Православная церковь в сем отношении теперь находится в менее благоприятных условиях, т. к. она лишена… покровительства от государства и в то же время не получила от него для себя полной свободы»[295].

С точки зрения теории экономики религии, ситуация выглядит следующим образом: предоставив больше прав другим участникам рынка (иноверческим и инославным вероисповеданиям), регулятор (государство) вызвал негативную реакцию со стороны монополиста (Синодальной церкви), опасавшегося оттока части клиентов в другие религиозные фирмы.

Либерализация этноконфессиональных отношений в 1904–1907 гг. безусловно стала важным событием в общественно-политической жизни Российской империи. Была подведена черта под политикой христианизации нерусских