Разговоры с дьяволом - Лешек Колаковский Страница 25

какое оказывал многим благочестивым прихожанам, особенно девушкам и вдовам, как, например, госпоже дю Верже, так проникнутой неземною любовью к Спасителю, что молнию навлекла на себя с небес, которая ее неземной сладостью пронзила; а еще — набожной девице, телом недоросшей и формами ущербной, но святости необычайной, по имени Мадлен Буаре, которая из гугенотской фамилии в истинную веру обратилась, когда Пречистая научила ее, как следует высоко ценить девственность, которая у еретиков ни во что не ставилась. Уже не раз во время богослужебных наставлений был святой отец свидетелем жестокой и бесстыжей злобы сатаны, который его подопечных в тщетное искушение ввергнуть хотел; а еще, длительное время пребывая среди кармелиток, познал он дела сего Бегемота, который почему-то именно на воспитанниц Святой Терезы был падок и люто их домагался. Впрочем, эти первые столкновения с чертом — ничто по сравнению с тем, что было потом.

Шел пятнадцатый день декабря 1634 года, когда святой отец Жан-Жозеф прибыл в город Луден, куда его послал провинциал36 Аквитании помочь экзорцистам в их ожесточенной борьбе с дьявольскими происками.

Начало же дела было в споре, разделившем двух каноников коллегиальной церкви Святого Креста; отец Миньон, человек редких добродетелей и уважаемый, участвовал в епископальном процессе против священника Грандье37, вольнодумца и развратника. Ловкий на язык, гладкий на вид, тот ничуть не дорожил своим духовным званием и только вынюхивал, где бы он мог греху бесстыдному, словно животное, предаться, и к девицам приставал, чтобы, стыдно сказать, совокупиться с какой из них. А еще он очень старался, чтобы его в исповедники к тамошним урсулянкам приняли, у которых множество было девиц сердцем добрых и лицом миловидных, всею душой Богу преданных. Все благочестивые сестры происходили из добрых фамилий, например, молодая аббатиса Иоанна была из рода Бельсье, дочерью барона де Ко́за, мать Иоанна от Ангелов, как ее называли; вместе с ней и другие славили Господа — и сестра Клодина, кузина самого Ришелье, и сестра Анна от Святой Агнессы, и сестра Марта, и сестра Катрина.

Вот и возлюбил Урбен Грандье сестричек тех, да только было то не любовью, в которой охваченные общим праведным восторгом сердца перед Создателем преклоняются, а мерзкой похотью, о которой язык не повернется сказать, если бы не ради общего наставления. Однако сестры, подлость его раскусив, поползновения те пресекли, а в исповедники себе взяли отца Миньона. (А слухи о том, что они сначала возжелали отца Грандье и только потом, получив отказ, обвинили в отместку в дьявольских махинациях, — клевета.) Грандье же с дьяволами якшался и так сними сблизился, так ихней магии и фокусам чернокнижным научился, что легко мог мерзостям своим и бесчинствам предаваться. И вот с помощью этих хитростей, коим он от бесов научился, замыслил он благочестивому отцу отомстить; мня, что, искусив монашек, в плотскую с ними вступит связь, а если которая в грехе зачнет, то на отца Миньона вину переложит, поскольку к сестрам тот как исповедник допускаем был. Нечистый этот искуситель подбросил в монастырский сад ветку розового куста, да так намащенную, чтобы каждая, кто запах ветки той дьявольской вдохнет, тотчас же неистовстом сатанинским становилась обуяна и неудержимым влечением плотским к оному Урбену возгоралась. Так и стало со всеми по очереди сестричками, и, с матери Иоанны начиная, всем чертов колдун дьявола подпустил.

И тогда великим развратом наполнился монастырь тот и город весь. Одержимые монашки, днями и ночами неистово вопия, призывали к себе колдуна, лишь о нем думали, а дьяволы, что в них сидели, самые непристойные подбрасывали им картины и слова, чтобы их на посмешище выставить. Также не раз, диавольской силой через стену монастырскую перенесенный, появлялся Грандье в монастыре и сестер — а более всех мать-аббатису — по ночам дразнил и искушал. Семь дьяволов овладели душой бедной матери Иоанны и так ее терзали, что страшно сказать. А главных из тех семи звали так Левиафан, Бегемот, Валаам, Изакарон, Асмодей.

Отец Миньон первым заметил дьявольские происки в монастыре. Вдвоем со святым отцом Барре стали они нечистого экзорцизмами к стене припирать, а когда спрашивали, кто его прислал, тот изрек наконец устами матери Иоанны: Урбанус. Сразу дело отправилось в магистраты и случайно долетело до ушей короля, а заодно и до ушей кардинала Ришелье, который чрезвычайно встревожен был тем, что демоны истинную веру подрывают. Хватало и безбожников, говоривших, что это, дескать, тот самый отец Жозеф по наущению капуцинов на отца Грандье донос написал и кардиналу послал, за автора некоего пасквиля против кардинала его выставляя, из-за чего Ришелье, вознегодовав, каноника на костер возвел. Но о тех грязных наветах даже вспоминать не хочется. Король же, как о том сообщает один уважаемый современник, благодаря безмерной своей набожности и мягкости всё это с превеликой легкостью разрешил. Ибо поручил рассмотрение дела господину де Лобардемону, который, согласно королевскому указу, как раз в это время находился в Лудене, круша городские укрепления. А тот, храбро ввязавшись в дело против колдуна, безнравственного Урбена в узилище велел заточить, и сразу вслед — сначала в Анжере, а потом и в Лудене — епископ объявил войну демонам и призвал экзорцистов, среди которых был отец Лактанций, францисканец, человек превеликой благочестивости.

Дьяволу, перед Святым Причастием поклявшемуся, Бог лгать не позволял; и тот несколько раз под нажимом подтвердил, что это Урбен послал его к монашкам. И даже на пытку взятый, хотел было Урбен вину свою подло сокрыть, однако не удалось ему перехитрить трибунал, составленный из четырнадцати судей и заседавший под предводительством господина Лобардемона. Оно и понятно, на что рассчитывал Урбен: только дьявол в тело войдет, каждое место на теле, которого он достигнет, становится бесчувственным к боли. Поэтому, по решению трибунала, опытный хирург втыкал длинные иголки в разные места тела колдуна, чтобы увидеть, когда тот кричать не будет и таким образом присутствие демона выдаст. Хирург тот был выдающихся способностей и ни одной точки на теле чертова слуги не оставил, куда бы иголку свою глубоко ни вонзил, все тело ею обтыкал; так дело на явь и вышло, ибо оказались на теле Урбануса бесчувственные места. А что какой-то вольнодумец говорит, что хирург по приказу трибунала специально то либо иное место не колол и таким образом подследственного на крик не провоцировал, всё это лживые и подлые домыслы. Поэтому легко обошлись без того, чтобы, как требовал один из судей, ногти выдирать и под ними знаки дьявольские искать, поскольку никто из уважаемых судей, в