Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599 - Джеймс Шапиро Страница 54

же, должно быть, отчаялись англичане, если решились на такой шаг: план Эйда был столь же губителен для торговли, как и нападение испанцев. Лорд-мэр и олдермены просили членов Тайного совета отказаться от безумной идеи, предлагая выставить для обороны Темзы с десяток маневренных кораблей. Когда посчитали возможные убытки, то пришли в ужас — Эйд предлагал затопить 83 корабля стоимостью примерно в 25 000 фунтов! Эти корабли, в свою очередь, затопят всю заболоченную местность вокруг, причинив ущерб в 45 000 фунтов. Поднять корабли со дна (если это вообще возможно) встанет им еще в 25 000 фунтов. В случае неудачи «Темза задохнется, движение по ней не восстановится, и торговле придет конец». К большому облегчению лондонских купцов, членов Тайного совета удалось убедить, и идею Эйда отвергли.

Призыву к оружию внял и бедняк, и богач. Теперь совсем другое дело, не то что война с Ирландией, полагали лондонцы, встав на защиту своей семьи и дома, королевы и страны. Джон Чемберлен открыто заявил: хотя его «никогда не обучали военному делу», лучшее, что он может сейчас предпринять — «оборонять свою страну». Астролог Саймен Форман даже составил гороскоп, чтобы понять, когда ждать нападения испанцев. Возможно, он слишком увлекся, ибо, помимо этого, приобрел «упряжь, оружие, мечи, кинжалы, мушкеты, латы, латные рукавицы, алебарды и многое другое». Один из сохранившихся отчетов 1599 года о военных учениях в Лондоне позволяет наглядно представить себе, как город вооружался. За каждый район города отвечал один капитан (многие из них еще хорошо помнили кампанию 1588 года). Джон Меггс, торговец сукном, возглавлял отряд из 125 человек в районе Куинхит Уорд, Джон Суинертон, торговец одеждой, — отряд из 250 солдат в Криплгейт Уорд и т. д. В общей сложности список насчитывал 15 капитанов из 25 округов города и 3375 солдат.

А что же Шекспир? Уехал ли он вместе со Слугами лорда-камергера в Нонсач вслед за королевой? Быть может, он решил покинуть город и вернуться в Стратфорд, сочтя, что времена смуты лучше пережить в кругу семьи, не подвергаясь опасности? Ответ на этот вопрос многое рассказал бы нам о Шекспире. К сожалению, чем он тогда занимался, доподлинно неизвестно. Скорее всего, как и другие актеры, он остался в Лондоне, став свидетелем всех событий и продолжив играть в театре и писать пьесы. Нет никаких свидетельств того, что представления попали под запрет. Вполне возможно, что театр тогда неплохо заработал — по городу в ожидании врага кружили, маясь от безделья, сотни бойцов-добровольцев. Власти поощряли спектакли — шатающихся праздно солдат надо было чем-то занять.

Судя по дневнику Хенслоу, театральная жизнь во время кризиса ничуть не изменилась — театры продолжали заказывать пьесы для новых постановок. Чепмен, Деккер и Джонсон работали не покладая рук. В конце июля Чепмену поручили дописать «финал пасторальной трагедии» — за эту работу он получил 40 шиллингов. Деккер также был поглощен работой — первого августа ему заплатили за пьесу «Bear a Brain», а через неделю вместе с Беном Джонсоном он получил аванс за трагедию «Слуга из Плимута», которую соавторы обещали закончить через три недели. В начале сентября они объединились с Генри Четтлом и другими драматургами для работы над другой трагедией — «Роберт II, король Шотландии» (до наших дней не дошла). Пьеса очень своевременная, учитывая неприязнь англичан к шотландцам, — Роберт II, предок Якова, один из самых слабых монархов, когда-либо правивших Шотландией.

Если кому-то из лондонских драматургов и предстояло взяться за оружие, так это Джонсону — в свое время он проходил службу в Нидерландах и не раз хвастался тем, что однажды убил вражеского солдата. Однако и он был тогда очень занят — не только писал в соавторстве пьесы для труппы лорда-адмирала, но и работал над продолжением комедии «Всяк в своем нраве», рассчитывая продать ее труппе лорда-камергера. Генри Четтл и Томас Хотон также получили гонорар за работу — прямо в разгар лондонской паники. Четтл — за пьесу «Трагедия мачехи», Хотон — за «Рай бедняка». Майклу Дрейтону, Уилсону, Хэтеуэю и Энтони Мандею предстояло завершить первую часть «Сэра Джона Олдкасла» и написать продолжение к середине октября, поэтому, вполне вероятно, в августе они уже обсудили план работы. Наконец, Джон Чемберлен упоминает о кукольном представлении в доме на Сент-Джонс-стрит в середине августа — в здании располагалась в прежние времена торговая компания, затем разорившаяся. Все это свидетельствует об одном — лондонским театрам испанцы были нипочем.

Две пьесы из репертуара Слуг лорда-камергера пришлись особенно кстати. Одна из них — «Генрих VIII», где воспевалась мощь Англии (хотя упоминание военачальника, подавившего восстание в Ирландии, наверняка изъяли из пьесы в свете последних событий — неудач ирландской кампании Эссекса и слухов о том, что нынешней мобилизацией народ якобы обязан именно ему). Шекспировская труппа, конечно, вспомнила и о другом подходящем тексте из своего репертуара — «Морская чайка Лондона, или Осада Антверпена», — не так давно опубликованном. В начале пьесы речь идет о том, как был захвачен Антверпен, жители которого не приняли всерьез угрозу, исходившую от испанцев, и поставили личные интересы выше общественных:

Горожанам, дабы сохранить свой мир,

благоразумие бы сохранить.

Беспечность дорого стоит: могли бы,

услышав угрозу-призыв,

мгновенно собрать сорок тысяч

обученных славно солдат.

( перевод А. Бурыкина )

Удачной эту пьесу назвать нельзя, она демонстрирует, насколько неровным был тогда репертуар труппы, однако публике того времени ее сюжет оказался близок и понятен. Зрители содрогались от ужаса, увидев на сцене безжалостную расправу над одной английской семьей. Слепого отца, фактически случайно подвернувшегося под руку, пытают на дыбе — он лежит на столе, его запястья и лодыжки схвачены ремнями, к которым привязаны веревки. При натяжении веревок ремни впиваются в кожу — тело медленно растягивают из стороны в сторону. Женщинам угрожают, и сладострастные испанцы даже начинают срывать одежду с одной из них прямо на сцене. Можно ли представить что-то более ужасное для елизаветинского зрителя? Лондон в страхе замер, со дня на день ожидая вторжения неприятеля. Правда, в отличие от беспечных протестантов Антверпена, лондонцы были начеку.

Вот наступил уже август, но испанцы так и не напали. Чем больше проходило времени, тем более безумными становились предположения англичан. Чемберлен пишет:

Народ не хочет верить в то, что ситуация с вторжением испанцев покрыта тайной; не понимая, в чем дело, люди начинают выдумывать небылицы и гадать на кофейной гуще <…> Поговаривают, что королева опасно больна и что все делается, чтобы показать тем, кто не с нами,