Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599 - Джеймс Шапиро Страница 52

Я видел также миг, когда являлся

на сцену Цезарь, Брут и Кассий, как

вели беседу на мечах, и публика

немела, потрясённая игрой.

( перевод А. Бурыкина )

Уиверу вторит Леонард Диггс; в спектакле его особенно поразила сцена накануне битвы при Филиппах, где Брут и Кассий не могут прийти к соглашению:

Многоголовая толпа, проникшись речью Брута

о Цезаря амбициях, решила: прав он… До той поры, пока

ораторским искусством Марк Антоний

не убедил её, сколь совершенен Цезарь,

и Брут его напрасно опорочил.

(перевод А. Бурыкина)

Найдется ли на сцене той эпохи другая пьеса, настолько покорившая сердца современников, как «Юлий Цезарь»?..

Лето

Глава 9

Невидимая армада

В июле 1599-го политическая ситуация накалилась до предела, и потому зрители Глобуса стали воспринимать события, изображенные в «Юлии Цезаре», гораздо острее. Услышав, как Брут упрекает Кассия («Я посылал к тебе / За золотом и получил отказ»; IV, 3), публика теперь лишь усмехалась — по Лондону ползли слухи, что «в Ирландии в английской армии вспыхнул бунт — солдаты требовали денег и продовольствия». Надежды подавить восстание с минимальными потерями не оправдались. Сэр Энтони Полетт пишет на исходе весны, что «война в Ирландии затягивается» и «не видно ни конца ни края». Власти решительно пресекали любые разговоры о войне, заставляя неугодных замолчать. «Под страхом смерти запрещено упоминать о положении дел в Ирландии», — писал своим друзьям за границу Джордж Феннер, извиняясь за отсутствие новостей.

Фрэнсис Кордейл просит прощения за отказ «распространяться о войне в Ирландии»: «это запрещено, и Тайный совет держит все новости в секрете». Тем не менее, признается он, «война идет с переменным успехом, наши потери велики, и надежды на успех мало». На смену раненым и убитым набирают новых рекрутов: «3000 солдат на этой неделе выдвигаются из Вестчестера, и на военную службу призовут еще 2000 человек». При дворе поговаривают, добавляет Феннер, что «королева и Эссекс то и дело угрожают друг другу». Англичане прекрасно понимали свою уязвимость — их лучшие войска стояли теперь в Нидерландах и в Ирландии. Знали про это и испанцы. Дальнейшие события очень напоминают шекспировскую драму. Томас Филлипс отмечает, что «испанцы — народ воинственный», и потому, «король Испании грозится выступить против нас, понимая, что лучшие солдаты сражаются сейчас на чужбине и что у нас нехватка продовольствия».

Ситуация дошла до абсурда. Люди жили в постоянном страхе: со всех сторон — шпионы, беглые преступники, купцы — твердили одно и то же: испанцы снаряжают морскую экспедицию, грядет наступление. В середине июля разведка сообщила, что испанцы готовы выступать: их «эскадра базируется в Андалусии и насчитывает 22 галеры, 35 галеонов и других кораблей. По всей вероятности, это далеко не всё. Сухопутные войска — 25 000 солдат. Испанцы планируют напасть неожиданно и захватить наш флот. Ими движет желание отыграться за поражение 1588-го». Испанцы действительно очень хотели отомстить за унизительное поражение Непобедимой армады одиннадцать лет назад. Англичане опасались, что враги нападут сразу с двух сторон — и на южном побережье, и на Темзе, и мародеры разграбят Лондон, как это случилось с Антверпеном. И хотя в Глобусе все еще шли отделочные работы, Шекспир с грустью думал о том, что театр могут спалить дотла, и все его усилия пойдут прахом.

Чтобы защитить побережье, власти реквизировали лучшие английские корабли, а королева, слава богу, отложила летнюю поездку, которую запланировала наперекор всему — лишь услышав, что «долгие морские путешествия не для людей преклонного возраста».

Положение дел было точь-в-точь таким же, как перед сражением с Непобедимой армадой, и потому, желая укрепить боевой дух солдат, архиепископ Кентерберийский предложил Сесилу: пусть англичане услышат «те же проповеди, что и в 1588-м, ибо нет проповедей, более подходящих для сегодняшней ситуации, чем эти». Наступил конец июля; беспокойство усилилось еще больше, ведь испанцы совершили предыдущее нападение именно в июле 1588-го. В ночь на 25 июля 1599 года лейтенант Эдвард Додингтон, один из тех, кто защищали Плимут от испанцев, отправил в Лондон гонца: «Ее Величеству лично в руки…». Письмо помечено как срочное, посланник спешил как мог быстрее доставить Тайному совету депешу, в которой сообщалось о грядущем наступлении: «Ветер северо-западный, на горизонте виднеется флот, и скорее всего, это приближаются наши враги». Хотя тревога и оказалась ложной, донесения такого рода следовали одно за другим. Джон Чемберлен, осведомленный лучше многих, недоумевал, в чем же дело. В августе, находясь в Лондоне, он писал Дадли Карлтону: «…уж не знаю почему, но мы здесь взбудоражены так, будто враг уже стучится в двери».

И в Англии, и за границей довольно скептически относились к возможной победе англичан — хорошо, если удастся хотя бы отбить атаку врага. На континенте поговаривали, что «королева умерла». О том же судачили и в Англии. Генри Уэйк предупреждал Сесила: «В народе ходят слух, что королева либо смертельно больна, либо уже мертва». Слухи множились. Утверждали, что «король Шотландии обнажил меч на Елизавету», а «граф Эссекс <…> ранен, и солдаты бросили его», «в Англии волнения и беспорядки, и многие бегут на юг столицы. Говорят, королевы уже нет в живых и при дворе объявлен траур».

Джон Биллот, сбежавший из испанской тюрьмы, тайно провез в Англию испанскую декларацию, написанную по-английски, спрятав ее в сапоге. В ней говорилось, что Филипп II приказал своим войскам добиться от англичан «повиновения католической церкви». Он призывал английских католиков объединиться с испанцами и восстать против английских еретиков. Тем, кто страшился гнева английских протестантов, предлагалось перейти на сторону испанцев «во время боя» или же «перед последним сражением». Англичане-протестанты боялись теперь не только нападения испанцев, но и предательства католиков, готовых переметнуться на сторону врага. Английское правительство приняло решительные меры, чтобы религиозная рознь не вспыхнула с новой силой, положив начало гражданской войне. 20 июля Тайный совет поручил архиепископу Кентерберийскому выявить и отправить за решетку самых активных католиков из тех, кто регулярно платят штрафы за отказ участвовать в обязательных протестантских богослужениях, а также конфисковать их лошадей. Если дворяне-католики захотят перейти