Текст и контекст. Работы о новой русской словесности - Наталья Борисовна Иванова Страница 46

Тут можно читать бесплатно Текст и контекст. Работы о новой русской словесности - Наталья Борисовна Иванова. Жанр: Научные и научно-популярные книги / Литературоведение. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте FullBooks.club (Фулбукс) или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Текст и контекст. Работы о новой русской словесности - Наталья Борисовна Иванова

Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту pbn.book@yandex.ru для удаления материала


Текст и контекст. Работы о новой русской словесности - Наталья Борисовна Иванова краткое содержание

Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Текст и контекст. Работы о новой русской словесности - Наталья Борисовна Иванова» бесплатно полную версию:

В книгу вошли избранные статьи, заметки, выступления нескольких десятилетий. Принципом авторского отбора текстов стала демонстрация движения словесности от начала 1980-х к середине 2020-х.
Первая часть отдана работам, написанным еще в застое, но в атмосфере предчувствия изменений, а начиная с 1986-го, – во времена перестройки и гласности. Во второй части представлена смена литературного языка и полемические работы. Третья часть посвящена проблемам разрушения и формирования канона между эпохами, жанровому репертуару, фикшн и нон-фикшн, автобиографической прозе, а также таким явлениям, как дефолт и девальвация литературы. Пристально прослежена сама литературная жизнь в ее разных проявлениях и институциях.
Героев много – от Юрия Трифонова и Фазиля Искандера до Андрея Битова, Владимира Маканина и Георгия Владимова, Александра Солженицына и Владимира Войновича, Татьяны Толстой, Виктора Пелевина, Михаила Шишкина, Владимира Шарова… ряд длинный. Антигероев тоже хватает. Герои и антигерои, персоны и персонажи литературной сцены рубежа ХХ-XXI веков уходят в небытие – или переходят из текста в текст, продолжаясь во времени.

Текст и контекст. Работы о новой русской словесности - Наталья Борисовна Иванова читать онлайн бесплатно

Текст и контекст. Работы о новой русской словесности - Наталья Борисовна Иванова - читать книгу онлайн бесплатно, автор Наталья Борисовна Иванова

на то что перед нами произведение, вроде бы формально не завершенное, в нем есть завершенность концепции, завершенность внутренняя, и, собственно, то, что Трифонов не смог или не успел дописать, дописать было и невозможно – он шел на пределе… И конец публикации – описание майского парада 1937 года на Красной площади – мною читается как финал, как точка в повествовании. А последняя фраза – «Но прошло много лет…» – размыкает роман в реку жизни, в нашу историю и современность. В ту самую реку, о которой в финале повести «Зубр» («Новый мир», 1987, № 1–2) пишет Д. Гранин: «Река ширилась, величаво приближалась к устью. Жизнь его тоже приближалась к устью. Былые наветы, обиды, история с Академией наук – все, что когда-то волновало, осталось позади, виделось мелким. Он чувствовал себя рекой, текущей уже долго и бог знает откуда. В нем были воды верховья и тот исток, с которого все началось; в сущности, он жил много раньше, чем появился на свет, он был из прошлого века. Россия Тургенева, Чехова и Россия гражданской войны, Россия послевоенная, современная, Европа довоенная, гитлеровская Германия, атомный мир – в нем сошлись все эпохи нашего века, и все они продолжали пребывать в нем…»

Что такое судьба? Судьба человека – это и есть его пересечение с историей, его жизнь в истории. Д. Гранин пишет о судьбе человека, которую – по распространенному штампу – можно было бы назвать «трудной», если вообще к этой судьбе (как и к судьбам, скажем, Н. Вавилова или П. Капицы) приложимы какие-то определения, – о Николае Тимофееве-Ресовском. За строчками энциклопедии – спрессованная до сверхплотности жизнь: «…один из основоположников радиационной генетики, биогеоценологии и молекулярной биологии. В 1925–1945 работал в Германии».

Работал в Германии в условиях фашистского режима. Отказался возвращаться на родину в 1937 году. Перенес потерю любимого сына – тот погиб в Маутхаузене. А затем – принудительное возвращение на родину, лагерь, из которого его привезли почти умирающим, ссылка…

Д. Гранин обладает талантом отличать и «вытаскивать» судьбы: так, лучшие его книги написаны о реальных людях и являются своего рода портретами-исследованиями, а если идти от древних традиций нашей литературы и от ее сегодняшних жанровых пристрастий – житиями. Всегда эти судьбы уникальны и «страдательны». Но эта уникальность из тех, что не отменяет типического, то есть движения времени, а подчеркивает, усиливает его.

Зубром окрестили Тимофеева-Ресовского – не только потому, что был схож «гривой», крупной головой, упрямым лбом, но и потому, что из редкой породы титанов мысли и духа. Он отстоял и сохранил в себе независимость, «диковатость», «неприрученность» зубра – вида, почти начисто истребленного человеком. То ли век мельчает, то ли мы сами сегодня не умеем замечать и ценить по достоинству ближних, но мощь таких, как Зубр, кажется ныне недостижимой. Мне трудно говорить о его научной деятельности и его открытиях – я не специалист и доверяюсь здесь знатокам. Интересна именно жизнь человека, перипетии которой были связаны с самыми крутыми поворотами эпохи, стойкость этого человека, сопротивление духа, словно бы усиливавшиееся от давления обстоятельств.

О Тимофееве-Ресовском в повести говорят хорошо знавшие его люди – источники света как бы расставлены в разных точках, а автор, он же интервьюер самого главного героя, направляет освещение. Авторская позиция выражена не только в комментариях – в постановке вопросов, в монтаже свидетельств. Такое освещение придает фигуре Тимофеева-Ресовского объемность, но не приводит к монументальности. Уж что-что, а монументальность именно таким людям, которым «трудно быть» – не только существовать, а именно быть, осуществлять свою задачу, особую цель, ради которой они пришли в этот мир, – не грозит. «Он позволял себе быть самим собою. Каким-то образом он сохранил эту привилегию детей». В творчестве Гранина именно эта проблема представляется мне одной из центральных: о лживости воздвигаемых псевдомонументов. И в «Зубре», являющемся, по сути, исследованием человека и ученого, автор показал твердость героя, но избег монументальности. Он показывает, как личность, обладающая чувством собственного достоинства, «самостояньем», раздвигает те самые «рамки», в которые ее вгоняет время.

Укорененность Тимофеева-Ресовского в русской истории, своеобразная «опорность», о которой подробно говорит автор, исследовавший «генеалогическое древо» его рода, – это фактор, обеспечивающий стойкость личности и «раскаленность натуры». Конец исторической цепи «уходил в неведомые нам двадцатые, тридцатые годы, в гражданскую войну, в Московский университет времен Лебедева и Тимирязева, тянулся и далее – в девятнадцатый век и даже в восемнадцатый, во времена Екатерины. Он был живым, ощутимым звеном этой цепи времен, казалось, оборванной навсегда, но вот найденной, еще живой». Все это для самого Николая Владимировича была современность. Он скажет: «история шла ко мне от людей, а не от книг». Если время сиюминутное встречало жестокостью и платило недоверием, то поддержка духовная ощущалась именно от рода, от тех мощных фигур, что стояли за спиной. Дело не в благородстве их происхождения, а в благородстве их духа. И по жизни Тимофеева-Ресовского вела эта нить, унаследованная от пращуров. Она же помогла ему и перенести тяжелейшие испытания 1940-х годов. Михаил Нестеров, Густав Шпет, Сергей Булгаков, Николай Бердяев – все это люди, близкие Николаю Владимировичу в юности; одна из его теток прятала Бонч-Бруевича от полиции в революционные дни 1905 года, а сам Бонч-Бруевич, уже будучи управляющим делами Совнаркома, устраивал Колюшу на работу в артель грузчиков при Центропечати.

Одна и та же социально-историческая среда способна формировать разные, подчас противоположные исторические характеры. Исторический характер Тимофеева-Ресовского складывался во многом и благодаря среде, происхождению, корням, эпохе, и вопреки тому, что было для него в этой эпохе неприемлемо. Для революционной эпохи могучей была, например, идея «безмерного расширения личности, – замечает Лидия Гинзбург. – А как, какими способами революция потом эту личность судит – об этом пока можно было не беспокоиться». Пастернак говорит в поэме «Девятьсот пятый год»:

Это было вчера,

И, родись мы лет на тридцать раньше,

Подойди со двора,

В керосиновой мгле фонарей,

Средь мерцанья реторт

Мы нашли бы,

Что те лаборантши –

Наши матери

Или

Приятельницы матерей.

Л. Гинзбург (ее воспоминания опубликованы во «Вторых тыняновских чтениях», 1986), приведя этот отрывок, пишет: «Лаборантши изготовляли бомбы для террористических актов. А. Ахматова, казалось бы, от этого в стороне, но Ахматова с оттенком удовольствия рассказывала мне о том, что ее мать в молодости была знакома с народовольцами. “Моя мать любила говорить про какой-то кружок. Выяснилось потом, что этот кружок – “Народная воля”».

Так «чревата», по выражению героя Ю. Трифонова, так взрывчата, так неожиданна и пронизана токами, связями, судьбами история русской интеллигенции, из которой в буквальном смысле этого слова выросла мощь

Перейти на страницу:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы
    Ничего не найдено.