Журнальный век. Русская литературная периодика. 1917–2024 - Сергей Иванович Чупринин Страница 18

Этим романам тоже бы, конечно, по Сталинской премии, но она со смертью кормчего всех искусств была прикрыта, а сам Кочетов, возглавляя городскую писательскую организацию, своей идейной упертостью и дурным нравом настолько осточертел подопечным литераторам, что со временем вынужден был перебраться в Москву и в «Звезде» спустя годы напечатался лишь единожды, зато хлестко – романом «Секретарь обкома» (1961, № 7–9). Свято место пусто, однако, не бывает – его на журнальных страницах заполнили Н. Вирта, С. Воронин, Б. Папаригопуло, Ю. Лаптев, В. Дружинин, Ю. Помозов, Н. Асанов, Д. Еремин и тутти кванти.

Хотя не они одни, впрочем, так как едва ли не в параллель кочетовской на питерский небосклон всходила еще одна крупная литературная величина – Даниил Гранин, появившийся в «Звезде» с рассказом «Вариант второй» (1949, № 1), а громкую всесоюзную славу обретший с романом «Искатели» (1954, № 7–8).

За него схватились, и как было не схватиться: пристойный литературный уровень, отсутствие наглядного конъюнктурного сервилизма, интерес к теме научно-технического прогресса и – главное – умение вести повествование по самой грани между безусловно приемлемым и в идеологическом плане рискованным.

Так и прожил журнал все дальнейшие советские десятилетия – будто на грани, а еще вернее – будто на качелях между унылой казенной серостью и публикациями, держащими честь литературы, но не пересекающими пресловутую красную линию. Такова была и тактика, и стратегия Георгия Холопова, который – надо думать, неожиданно для себя – еще 25-летним побывал главным редактором «Звезды» в 1939–1940 годах, а в 1957-м пришел руководить ею на добрые тридцать с лишком лет.

Политически, – рассказывает Геннадий Николаев, – он всегда был в высшей степени благонадежным, верил, как и многие в ту пору, в торжество коммунизма, в правильность и незыблемость партийного руководства. Диссидентов и критиков режима считал антисоветчиками, без сомнений и колебаний подписывал коллективные письма против них[143].

Однако вкус к литературе имел, хорошее от притворявшегося хорошим и откровенно дурного отличал. Поэтому, едва придя в редакцию, реабилитировал Юрия Германа, опубликовав роман «Дело, которому ты служишь» (1957, № 11–12). Вернул в жизнь после почти тридцатилетней опалы зощенковскую «Повесть о разуме» (1972, № 3), что должна была завершить книгу «Перед восходом солнца». Печатал Федора Абрамова, Александра Володина, Даниила Гранина, Вениамина Каверина, Виктора Конецкого, Александра Кушнера, Виктора Соснору, Вадима Шефнера – вплоть до явного маргинала Рида Грачева, чей рассказ «Ничей брат» нечаянно проскочил в декабрьском номере за 1965 год.

Неприятности и при Холопове случались, конечно, причем неожиданные. Заверстали, например, в первый номер 1964 года повесть идейно проверенного Михаила Алексеева «Хлеб – имя существительное» и даже предварили публикацию бравурным анонсом:

Отлично написанные характеры, выразительный язык, идейная глубина и целеустремленность повести – все это, по мнению редакции журнала «Звезда», делает повесть М. Алексеева достойной высокой награды – Ленинской премии.

А цензура бац – и тормознула: «Во многих новеллах этой повести содержится критика на колхозное строительство в прошлом и настоящем, на мероприятия властей и партийных органов, описывается в мрачных тонах жизнь крестьянина», поэтому, каким бы автоматчиком партии ни был М. Алексеев, его повесть «ни в какой мере не способствует укреплению колхозного строя. Наоборот, она может сыграть роль „ушата холодной воды“, обрушенного на головы людей, воодушевленных решениями декабрьского пленума ЦК»[144].

Потребовалось, понятное дело, «перекосы» срочно выправлять и с тех пор на все хоть сколько-нибудь рискованное смотреть с особым бдением. Уже не только надеясь на Ленгорглавлит, но и напрямую запрашивая санкцию товарищей из ленинградского УКГБ, и те неизменно приходили на помощь. Так, после запроса Холопова – процитируем цензорскую справку, – серьезной переработке были подвергнуты главы романа Германа «Я отвечаю за все» (№ 5–6, 1965 г.), в которых речь шла о деятельности органов КГБ в годы культа личности Сталина, о многочисленных репрессиях, о тех зверствах и истязаниях, которым подвергались заключенные старые большевики со стороны работников КГБ. Эти главы были посланы в органы КГБ, по указанию которых текст был переработан.

Вот и вышло, – еще раз сошлемся на мнение Г. Николаева, не один год проработавшего в редакции, – что «Звезда» при Холопове «приобрела репутацию журнала хотя и интеллигентного, в целом прогрессивного, но крайне робкого, противоречивого, уклончивого, без своего ярко выраженного лица»[145].

И, едва развернулась перестройка, эта межеумочность стала для сотрудников редакции нестерпимой. Холопова и его первого заместителя Петра Жура[146] вынудили уйти в отставку, а в мае 1988 года по моде тех лет общее собрание ленинградских писателей выбрало из трех кандидатов на пост главного редактора «Звезды» Геннадия Николаева. В ноябре он был утвержден решением бюро секретариата правления СП СССР, да и как не утвердить: перестройка ведь, демократия на марше. К тому же месяцем ранее в «Правде» появилась красноречиво скупая информация:

…Политбюро рассмотрело обращения в ЦК КПСС Союза писателей СССР и Ленинградского обкома КПСС об отмене постановления ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“». Отмечено, что в указанном постановлении ЦК ВКП(б) были искажены ленинские принципы работы с художественной интеллигенцией, необоснованной, грубой проработке подверглись видные советские писатели. Проводимая партией в условиях революционной перестройки политика в области литературы и искусства практически дезавуировала и преодолела эти положения и выводы, доброе имя видных писателей восстановлено, а их произведения возвращены советскому читателю. Политбюро отменило постановление ЦК ВКП(б) «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“» как ошибочное[147].

Зловещий морок, десятилетиями висевший над журналом, рассеялся, «28 ноября, в понедельник, я появился в „Звезде“ в новом качестве», – рассказывает Г. Николаев, и новая редколлегия, в которую вошли Андрей Арьев, Яков Гордин, Юрий Карякин, Александр Кушнер, Валерий Попов, Борис Стругацкий, Сергей Тхоржевский и Адольф Урбан, взялась за работу.

К такой «Звезде» потянулись, и первым среди многих Николаев называет будущего главу правительства Егора Гайдара с концептуальной статьей «Соблазн простых решений». Полумертвый Ленинградский обком и полумертвая цензура еще вставляли или пытались вставить палки в колеса. Но процесс уже пошел: обширные главы из «Красного колеса» Александра Солженицына, книга «Мир, прогресс, права человека» Андрея Сахарова и его интервью иностранным корреспондентам, романы «Над потаенной строкой» Вениамина Каверина, «Семейный календарь, или Жизнь от начала до конца» Леонида Лиходеева, воспоминания генерала Петра Григоренко и былых узников ГУЛАГа, публицистика Антона Антонова-Овсеенко и Роя Медведева, публикации из архива Анны Ахматовой, Евгения Шварца, Александра Галича, Владимира Тендрякова…

И, конечно, Бродский. Конечно, Довлатов. Конечно, выбравшиеся из андеграунда Виктор Кривулин, Елена Шварц, Петр Кожевников, Владимир Уфлянд, иные многие.

Принципиально значимые традиции «Звезды» закладывались уже тогда, и выделить стоило бы, во-первых, подготовку целевых номеров, начатую