Аркадий Казанский - Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том I Страница 41

Данте спрашивает Вергилия: – «Возможно ли искупление грехов грешниками, казнимыми за чревоугодие», на что тот ответил: – «Отбыв определённый срок и испытав положенные муки, они имеют надежду на более полное бытие в грядущем».

Наукой сказано твоей: в трудах Аристотеля, на «Этику» и «Физику» которого Вергилий ссылается и в других случаях. Чем существо совершеннее, тем оно восприимчивее к наслаждению и к страданию. Душа без тела менее совершенна, чем соединенная с ним. Поэтому, после воскресения мертвых, хоть им «к прямому совершенству не прийти», грешники будут испытывать ещё большие страдания в Аду, а праведники – ещё большее блаженство в Раю.

Поэт, в образе Чакко, увидел свой третий грех – чревоугодие, который ему предстоит искупать в Чистилище.

Путники, обойдя вокруг полюса Мира, начинают спуск с вершины мира – полюса Северной Небесной Сферы, для дальнейшего прохождения Звёздного Неба. Им навстречу встал великий враг – Плутос или Плутон (Дит, Аид) – брат Зевса, получивший в управление подземную сферу. Плутос – бог богатства в греческой мифологии. Здесь – это звероподобный демон, охраняющий доступ в четвертый круг Ада, где казнятся скупцы и расточители.

С каким созвездием отождествить Плутоса? Посмотрю со стороны Северного Полюса Мира, где пока ещё находятся путники. Ближайшее созвездие – Цефей [Рис. А. VI. 4], – фантастически богатый восточный царь, муж Кассиопеи и отец Андромеды – находящихся рядом с ним в виде созвездий. Данте именует его Плутос – Богатство, что полностью соответствует созвездию Цефей.

Двигаясь вслед за путниками по Земле, я вплотную подошёл к территории Османской империи – Блистательной Порты, которой в 1743 году управлял великий визирь Сейид Хасан-паша (1679—1748 годы). Я вижу полное соответствие званий: великий враг – великий визирь! Данте размещает вход в Ад в Османской империи, как и следует ожидать от христианина. Правил ею в 1743 году султан.

Из академической статьи:

Махмуд I (2 августа 1696 (16960802) – 13 декабря 1754 года) – султан Османской империи со 2 октября 1730 года.

Сын султана Мустафы II и Салихи Султан. Пришёл к власти в результате восстания Патрона Халила. В начале его правления фактическая власть в Константинополе принадлежала лидерам повстанцев. 15 ноября 1731 года Патрона Халил был убит по приказу Махмуда I. Последовавшее затем восстание его сторонников было жестоко подавлено.

Во время правления Махмуда I предпринимались попытки модернизировать османскую армию по европейским образцам под руководством графа де Бонневаля, француза, принявшего ислам. Из-за сопротивления янычар, эти попытки завершились неудачей.

В 1731—1735 и 1741—1746 годах продолжались войны с Ираном, в целом неудачные для османцев, потерявших территории, завоеванные в 1720-х годах. Заключенный в 1746 году мирный договор закрепил границы, установленные ещё по Каср-и-Ширинскому договору 1639 года.

В 1736—1739 годах Османская империя вела войну с Россией и Австрией. Австрийские войска потерпели ряд поражений, в результате османы вернули Северную Сербию с Белградом и Малую Валахию, потерянные в 1718 году.По Белградскому договору 1739 года с Россией, ей был уступлен Азов. Чёрное море стало внутренним морем Османской империи, Россия и другие страны не могли иметь флота на нём.

Как это было:

Прибывший корабль, ещё не спустивший сходни, атаковала толпа возчиков, кричащих что-то. Поодаль стояли запряженные повозки, сани, кареты; всё разномастное. По сходням поднялись турецкие таможенники в красных фесках; стали на выходе, проверяя каждого сходящего. Когда очередь дошла до путников, Яков, вытащив бумагу, показал им. Те залопотали что-то по-своему, внимательно пересчитывая путников. Увидев два больших сундука, залопотали оживленнее; жестикулируя, встали перед Яковом. Тот ответил им что-то по-турецки, те возразили. Перебранка длилась несколько минут, затем Яков, вытащив кошелёк, сунул старшему. Тот заглянул в кошелёк, заулыбался, закланялся, пропуская путников на трап.

«Оськин, найди Ласло» – приказал Яков. Тот проворно нырнул в толпу, вскоре вынырнул, ведя за собой дюжего, одетого в зипун малого, с кривым, крючковатым носом на смуглом лице. Завидев путников, тот быстро закланялся и заулыбался, лопоча что-то. Из за его спины вынырнули два молодых парня в лохмотьях; расталкивая толпу и ругаясь на чём свет стоит, они подошли ближе. Оськин указал им на сундуки и мешки, те подхватили их и бегом унесли.

«Прошу пожаловать на берег, в Македонию, Тесалоники» – сказал Оськин: – «Идёмте скорее, две подводы ждут».

Разместившись со всем скарбом на двух подводах, путники отправились вверх по улице, потом свернули в переулок и подъехали к широким воротам. Ласло что-то крикнул, ворота распахнулись и подводы въехали на широкий, мощеный камнем, двор. Ласло сказал несколько слов Оськину.

«Хозяин зовёт панов вечерять и отдыхать» – сообщил Оськин: – «Отправимся с утра».

Шум разбудил капеллана ещё до рассвета. На дворе громко кричали, стучали копытами лошади, скрипели повозки. Яков, уже одетый, стоял и ждал его. Быстро одевшись, капеллан вышел с ним на улицу.

На дворе стояла большая повозка, запряженная тройкой вороных таких статей, что впору заглядеться. Длинные гривы коней были прилежно расчёсаны и свисали аж до колен. Коренник стоял спокойно, правая пристяжная фыркала и била копытом.

«Ох и тройка, чисто Цербер трёхголовый» – восхищенно произнёс капеллан. Ласло вопросительно уставился на Оськина, тот сказал ему несколько слов; улыбающийся довольной улыбкой, Ласло что-то залопотал в ответ.

«Баит, це ещё не Цербер» – сообщил Оськин: – «Вот у кума его, Януша, на соседней станции право Цербер, просто диво дивное. Ну, баит, сами побачите, як доедем».

Коренник бежал бодрой размашистой рысью, пристяжные шли намётом, переходящим в галоп. Длинные гривы и хвосты лошадей развевались на бегу; оттянутые в разные стороны, морды пристяжных показывали ровные оскаленные зубы, хрипя на бегу и кося фиолетовыми глазами. Смерзшиеся глыски снега и грязи летели из-под копыт лошадей, ударяя в передок повозки, перед глазами сверкали подкованные копыта задних ног, которые, казалось, вот-вот оторвутся и попадут прямо в лоб. Сидеть в повозке, устланной медвежьими шкурами, было мягко и приятно, ветер дул в спину, не холодя лиц.

Не заметили, как долетели до следующей станции. Ласло ещё издали прокричал что-то хриплым голосом; ворота распахнулись, пропустив тройку на двор без задержки. Пробежав до крыльца, тройка встала, как вкопанная. Ласло спрыгнул с облучка, обнявшись, расцеловался с кумом, по комплекции похожем на Сисима. Сисим вылез из повозки и стал напротив его. Януш толкнул его пузом, Сисим ответил. Януш толкнул сильнее, Сисим ответил ещё крепче. Потолкавшись, к общей потехе окружающих, они обнялись и расцеловались.

Ласло что-то сказал Янушу, тот, расплывшись в улыбке, подбежал к капеллану.

«Прошу ясновельможна пана пождать трохи» – сказал он: – «Мигом запряжем» – и, подбежав к сараю, крикнул что-то внутрь. Внутри раздался мощный рёв, затем отчаянно залаяли и завыли псы со всех сторон. Рёв не прекращался ни на минуту, через короткое время трое дюжих молодцев вывели за уздечки трёх огромных чёрных медведей, с кольцами в ноздрях. Юркий парень вытащил из сарая лёгкие санки, с медвежьей полстью. Медведи ревели, не переставая.

«Смотрите, Вашство» – сказал Яков, нагнувшись, слепил из свежего снега крупные снежки, бросил их медведям по очереди. Те ловко поймали снежки на лету пастями, захрустели ими. Рёв смолк, смолкли и собаки. Юркий парень впряг в упряжку медведей сначала вместо коренника, привязав ему к кольцу тонкие ремешки, растянутые на оглобли, затем, по одному впряг двух других на место пристяжных, оттянув им головы в разные стороны, прыгнул на облучок.

«Сидайте, ясновельможны пан» – широко улыбаясь, пригласил капеллана Януш: – «Покатаемось».

Капеллан опасливо смотрел на тройку, запряженную дикими зверями, не мог заставить себя забраться в санки. К нему подошёл Яков.

«Не бойтесь, Вашство» – спокойно сказал он: – «Садитесь, не пожалеете».

«А что, быстро бегут?» – спросил опасливо капеллан: – «Не вырвутся?»

«Бегут быстрей коней» – ответил Яков: – «Только недалеко, круг пробегут, пешком пойдут. Да Вы не бойтесь, Вашство, упряжка надёжная».

Капеллан осторожно забрался в санки. Парень свистнул и щёлкнул кнутом. Медведи взревели и рванули с места галопом. Мелькали кусты и собаки, пена летела из клыкастых раскрытых пастей, намерзая на чёрных бородах, огромные кривые когти мелькали, казалось, у самого лица, истошно лаяли собаки, бежавшие за санями на почтительном расстоянии. Проскакав метров триста, медведи перешли на спокойный шаг, перестав реветь, направились в сторону двора; смолкли и собаки.