Великий посад Москвы. Подлинная история Китай-города - Александр Викторович Можаев Страница 10

Спорный девятый придел Покровского собора встал в совсем неожиданном месте – позади алтаря основного храма. Традиция была нарушена ради того, чтобы создать строго центрическую постройку, что вполне соответствовало прогрессивным идеалам итальянского Возрождения. При этом храм асимметричен при взгляде с площади и столь пестр и разнообразен в декоре, что поначалу напоминает шукшинское «железное болеро, краковяк вприсядку», ухабистую петрушку, у которой непонятно где зад, где перед (Мариенгоф называл его «поставленным на голову итальянским Арлекином»). Небольшое отступление от симметрии (шатер сдвинут к западу для размещения апсиды) и чехарда узорчатых глав сбивают с толку, но на самом деле это великолепно продуманная, выстроенная структура – центральный столп с четырьмя большими и четырьмя малыми приделами по осям и диагоналям соответственно.

План нижнего яруса Покровского собора с обозначением первоначального ядра и пристроек, включая несохранившиеся приделы XVII в. (по плану 1750 г.)

Столь же стройна и сложна символика храма. Грозный вообще любил хитрые умозрительные и богословские конструкции: известно, что еще в 1547 году он распорядился украсить своды Золотой палаты своего дворца росписью, отражавшей не только страницы Священного писания, но и все мироздание, от «ветров и времен года» до «пира премудрости». Собор Покрова на Рву был поставлен как памятник победе над Казанским ханством, и здесь двадцатипятилетний Иоанн Васильевич, триумфатор и философ, попытался отразить идеальное мироустройство средствами архитектуры. Это Небесный Иерусалим и одновременно Китеж русских сказок: центральный шатер и полукруглые закомары со звездами под ним – небесные своды[36]. Западный Входоиерусалимский придел – как ворота города, крепостная башня с бойницами-машикулями. Большие и малые приделы – монастырские и слободские храмы волшебного города. Треугольники-вимперги на стенах – крыши его теремов. Поздняя кровля галереи скрывает необычные, составленные из кирпичных шайб пилястры под ними – это имитация бревенчатых срубов городского посада. И неуемная Пасхальная радость в каждой детали – рай все-таки.

Странно, что собор велик со стороны, а внутри тесен и неудобен. Так и задумано, говорят толкователи, ибо этот храм – алтарь Отечества, а самой церковью стало прилегающее к нему пространство у главных ворот Кремля, которое вскоре и стали, наконец, называть Красной площадью. Основные церемонии (в т. ч. знаменитое шествие Патриарха «на осляти» в Вербное воскресенье) проводились снаружи, окружая храм толпой молящихся, трибуна Лобного места играла роль амвона.

Схема общей панорамы Кремля и Покровского собора конца XVII в. из Замоскворечья, от начала Большой Ордынки. Рисунок автора

Собор поставлен меж Кремлем и Китай-городом, в новом центре растущей столицы. Поставлен идеально: представьте его в любом месте Кремля – он наведет переполох, будет спорить с великолепной строгостью соборов. Заметьте, что при всей своей вертикальности Василий Блаженный и Иван Великий не конкурируют друг с другом, фактически увидеть их вместе можно было лишь с дальних ракурсов. Или представьте себе, что на Красной площади стоит любой соборный храм XVI века, построенный по канону, то есть имеющий главный фасад, внятно зафиксированный в пространстве. Он бы стал убедительным центром площади, а Блаженный, круглый, как карусель, как стоящий на небе дворец из русских сказок, взял на себя всю Москву, если не всю Россию[37].

Знаменитая «Книга об избрании на царство Великого Государя, Царя и Великого Князя Михаила Федоровича» повествует о событиях 1613 г., но показывает Москву начала 1670-х.

Можно рассмотреть много интересных деталей: Спасская башня уже надстроена, а галереи и крыльца собора еще нет, зато сохраняются декоративные полуглавы в основании его шатра. Алевизов ров с двух сторон огражден зубчатыми стенами, подпорная стена собора имеет нарядный парапет, а в нижних углах рисунка видны фрагменты Торговых рядов

«Алмазный дворец словно мельница вертится, и с того дворца вся вселенная видна – все царства и земли как на ладони»[38]. Василия Блаженного надо смотреть, обходя с разных сторон и желательно под звон колоколов. Если архитектура – застывшая музыка, то он – воплощенный праздничный благовест. Колокольный звон действительно оживляет его диковинные линии – совсем как у Лентулова. Чтобы лучше понять, каким потрясающим событием было для Москвы явление Покровского собора, вспомним, что город до сего момента был в основном горизонтален. Кремлевские башни не имели шатров, храмы – колоколен, единственной подчеркнутой вертикалью был столп Ивана Великого, но и он в ту пору был заметно ниже нынешнего.

Изобилие деталей, не встречавшихся ранее в русской архитектуре, ренессансная ясность планировочного решения, отдельные конструктивные моменты (например, совершенно европейский кирпичный потолок западной паперти) позволяют полагать, что к созданию нашего главного национального символа также приложили руку вездесущие иноземцы. Патриотам в утешение в документах точно оговорено: храм ставили русские мастера Барма и Постник. Но почему бы не предположить, что они работали в консорциуме с неким позабытым заезжим мастером, а может, и сами учились на пятерки в каком-нибудь европейском университете (как их знаменитый современник Иван Федоров)[39].

Теперь говорят, что принятая в советские годы парадигма о том, что русская народная архитектура создавалась руками народных, желательно крепостных мастеров, ориентируясь на достижения крестьянского деревянного зодчества, здорово затормозила процесс осмысления истории искусства. Что если перестать щуриться и посмотреть на факты как они есть, то окажется, что участием иноземных зодчих в создании наших главных святынь стоит скорее гордиться – потому что город развивался, как подобает нормальной европейской столице, опираясь на античные традиции и не брезгуя чужой мудростью, даже если она латинянская.

Любой храм – аллегория Царствия небесного.

Но создатели Блаженного пошли дальше, создав не то что образ, а фактически макет русского рая, строго следуя масштабу один к бесконечности

При этом очевидно, что ничего подобного Покровскому собору не было прежде ни у нас, ни у них. Ранее предполагалось, что его предшественницей могла быть пятибашенная Дьяковская церковь, в которой Барма и Постник оттачивали мастерство, прежде чем взяться за создание своего главного творения. Но теперь вроде считается доказанным[40], что она, наоборот, является поздней упрощенной репликой и что Покровский собор, как подобает истинному шедевру, был взрывом сверхновой, не имеющей прямых прообразов. В нем удивительно все, от общего замысла до самых мелких