История Франции - Марк Ферро Страница 99

выступали за иное устройство, европейское и мирное: оно игнорировало как государство, так и государей, но также и народы, которые ворвались в историю с революцией 1789 г. Будучи французской по происхождению, эта революция отчасти стала и европейской — благодаря своей заразительности и привлекательности, и Бонапарт оказался посреди и во главе этого движения.

Правда, государи и прочие государства сохранялись, а завоевания Бонапарта — генерала, позднее ставшего императором, привели к тому, что движения, прежде проявлявшие симпатию к Революции, сделались враждебными по отношению к ней — и эта враждебность исходила от народа, дополнив, в Германии и других странах, то сопротивление, которое государи и государства оказывали завоеваниям Революции, Консульства и Империи.

Таким образом, политика экспансии, которая поначалу несла народам освобождение, стремительно обернулась новым угнетением, и называемый «революционный» экспансионизм вскоре вызвал реакцию целых наций, противившихся унификации и отстаивавших собственную идентичность. Реформы, проводимые Наполеоном, могли по крайней мере на некоторое время заставить поверить, что он является врагом в большей степени государей, чем народов, которые затем он начинал душить поборами.

Но и сами государи не всегда проявляли враждебность к Наполеону… Швеция пригласила на свой трон Бернадота, Австрия уже не боялась Бонапарта как революционера, доказательством чему служит его брак с Марией Луизой, дочерью императора; русский царь в Тильзите пошел на союз с ним. Ни один из монархов не признавал Людовика XVIII правителем Франции; более того, папа, задолго до отлучения Наполеона от Церкви, сделал его императором после подписания Конкордата. Это означает, что в период с 1804 по 1814 г. подлинного единства контрреволюционных сил достигнуть так и не удалось.

К этой констатации надо добавить то, что множество государств считали своим главным врагом не революционную или наполеоновскую Францию с ее захватнической политикой, но скорее Англию, создавшую морскую империю в эпоху, когда капитализм обогащался не столько войнами, сколько торговлей. Таков случай России, у которой Англия встала на пути в Балтийском и Средиземном морях; таков случай Голландии, у которой Англия расстроила коммерцию и отобрала колониальные владения.

Эти факторы создавали те возможности и бреши, которыми располагал Наполеон, строя свою политику. Однако его темперамент требовал видимых успехов; кроме того, он считал, что лишь победы его армий укрепят его господство во Франции — в большей степени, чем реформы, плоды которых трудно ощутить за короткое время.

И кроме того, поскольку война была сферой деятельности, где ярче всего проявлялся его гений, и располагая армией более мощной, чем армия любого из его противников, он любил эти рискованные приключения — будь то борьба против коалиций или завоевание русского пространства. Благодаря этому он явил миру черты романтического героя.

1789–1815 ГОДЫ: КАКОВ ИТОГ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ?

Воспринимаемая как самая радикальная трансформация в истории Франции, революция 1789 г. подверглась переоценке Алексисом де Токвилем в середине XIX столетия. Он показал, что, не представляя собой полного разрыва с прошлым, Революция коренится в Старом порядке; что абсолютизм государства, сохраненный и модифицированный при Наполеоне, фактически продолжает систему управления, существовавшую при Старом порядке, теперь упроченную и усовершенствованную; централизация была начата более чем за сто лет до Революции.

Первый результат Революции — политический. В ходе нее суверенитет перешел от монархии, обладавшей Божественным правом, к народному волеизлиянию, к нации. Но, вместо того, чтобы ограничить объем этого суверенитета, революция подвергала критике его приверженцев — шла ли речь о правящем классе Старого порядка или о деятелях органов власти, созданных Конвентом. Другое изменение состоит в том, что этот суверенитет отныне в лице государства является светским, пусть даже коронация Наполеона или Реставрация после 1815 г. воскресит особые отношения между Церковью и государством.

Вторым результатом стало уничтожение юридических рамок прежнего корпоративного общества: права человека предполагали освобождение от связей, основанных на рождении или привилегиях. Статус священнослужителей Церкви был сведен к уровню простых граждан; на ее имущество, как и на имущество знати, распространилось общее право, и условия существования этих двух сословий резко ухудшились. Но и крупная буржуазия лишилась надежды получить дворянство, а уничтожение акционерных компаний, исчезновение дисконтных касс и тому подобных наиболее развитых форм капитализма сильно ударили по ее интересам. В 1789 г. корпоративная организация общества играла более важную роль, чем феодальные отношения. Корпорации на самом деле не исчезли, на что указывает напряженность между различными сферами деятельности или организации любой профессии. Эти конфликты обусловили готовность трудящихся войти в политику. Так началась битва за социальное равенство, двигателем которой, по объяснению Токвиля, была зависть, новая движущая сила, «поскольку страсть к равенству не может быть удовлетворена никогда».

Еще одним результатом Революции стало уже после 1815 г. стремительное рождение общества, открытого таланту, общества self-made-men — если угодно, выходцев из буржуазной среды, добившихся успеха самостоятельно; они сохраняют аристократическую модель, воспроизводят ее, рискуя вызвать снисходительные взгляды представителей старой знати.

Капиталистов и карьеристов из романов Бальзака и Стендаля отделяет от нотаблей эпохи Бомарше целый «геологический пласт». Аферисты и «средний класс», дети Французской и промышленной революций, появляются одновременно. Однако, стремясь не допустить, чтобы общество распалось на «песчинки», Французская империя с самого начала стремится структурировать это богатство, освятить своим авторитетом земельную собственность; в целом главными проигравшими оказались бедняки. Впрочем, Французская революция и империя освящают также семью, при том что брачный контракт становится денежной сделкой. Гражданский кодекс, этот плод Революции, был библией режима: он закрепляет личную свободу, равенство перед законом, свободу труда, свободу совести и, конечно же, свободу государства. Именно он становится символом Революции и дает значительной части Европы основополагающие принципы современного общества.

Таким образом, экономика и богатство более не обрамлены социальными отношениями, а, наоборот, отныне социальные отношения обрамлены экономическими; философ Майкл Поланьи назвал это «великой трансформацией».

Если учесть, что революционеры, а затем Бонапарт недоверчиво относились к дворянским богатствам, а также принять во внимание глубокие убеждения членов Учредительного собрания и их преемников, не приходится удивляться тому, что роль инструмента консолидации нации выпала на долю общественного образования. В большей степени, чем начальное обучение — опасное для имущих, обеспечивать утверждение нового общества были призваны среднее образование и, еще в большей степени, развитие