Русская революция. Книга 1. Агония старого режима. 1905—1917 - Ричард Эдгар Пайпс Страница 76

быть, столь убоги были ее свершения; с точки зрения либералов, революция осталась незавершенной; для консерваторов — наследием ее явился беспорядок. И поскольку не видно было пути примирения противоречивых потребностей 150-миллионного населения России, новая революция замаячила суровой реальностью. А еще свежие в памяти воспоминания о поднявшихся и в слепой ярости сметавших все на своем пути «народных массах» у всех, кроме ничтожного меньшинства, вызывали содрогание и ужас.

Исследователей этого периода более всего поражает и оставляет тягостное впечатление атмосфера всеобщей и глубокой ненависти, царившей в обществе, — ненависти разнообразной: идеологической, этнической, социальной. Монархисты презирали либералов и социалистов. Радикалы ненавидели «буржуазию». Крестьяне косо смотрели на тех, кто вышел из общины, чтобы вести самостоятельное хозяйство. Украинцы ненавидели евреев, мусульмане — армян, казахи-кочевники ненавидели и мечтали изгнать русских, которые поселились в их краях при Столыпине. Латыши готовы были броситься на помещиков-немцев. И все эти страсти сдерживались исключительно силой — армией, жандармами, полицией, которые и сами были под постоянным обстрелом слева. Поскольку политические институты и процессы, способные мирно разрешить эти конфликты, так и не народились, было весьма вероятно, что рано или поздно все вновь пойдет по пути насилия, по пути физического истребления тех, кто встает на пути той или иной из этих враждующих групп.

В те дни стало уже общим местом говорить, что Россия живет, как на вулкане. В 1908 году Александр Блок прибег к другой метафоре, говоря о бомбе, «тикающей» в сердце России. Кто-то пытается не слышать этого тиканья, кто-то пытается убежать от него, иные же пытаются ее обезвредить. Бесполезно:

«…хотим мы или не хотим, помним или забываем, — во всех нас заложено чувство болезни, тревоги, катастрофы, разрыва… Мы еще не знаем в точности, каких нам ждать событий, но в сердце нашем уже отклонилась стрелка сейсмографа»{497}.

ГЛАВА 6

МИРОВАЯ ВОЙНА

Памятуя о событиях японской войны, окончившейся полным поражением России и сопровождавшейся революцией, не приходится сомневаться, что людям, стоявшим в 1914 году у кормила власти в России, благоразумие не могло не подсказывать сохранять нейтралитет. Ведь непосредственным толчком к революции 1917 года можно, пожалуй, считать крушение ветхой российской политической и экономической структуры, не устоявшей под ударами войны. И хотя справедливо, конечно, возражение, что в условиях, когда царизм все более и более терял способность управления страной, и при наличии воинственно настроенной интеллигенции вероятность революции и без того была достаточно велика. Однако бесспорно и то, что, если бы революция свершалась в мирной обстановке, когда по всей стране не были рассеяны многомиллионные мятежные солдатские массы, она могла бы быть менее кровавой, а взять в руки бразды правления имели бы возможность умеренные элементы. Как мы покажем ниже, наиболее проницательные политические деятели России хорошо понимали это и изо всех сил старались удержать Россию от вступления в войну.

Так почему же Россия все-таки ввязалась в войну? В самой России во все времена склонны были искать объяснение этому во внешних обстоятельствах — а именно в экономических и моральных обязательствах России перед союзниками. Социалисты объясняли участие царизма в войне давлением западных стран, которым Россия задолжала крупные суммы. Консерваторы считали, что Россия действовала, побуждаемая бескорыстным чувством долга перед союзниками, и во имя исполнения этого долга готова была поступиться собственным благополучием. Правда, как говорили, эта жертва не была оценена по достоинству, и когда Россия стала уступать под натиском Германии, а изнутри ее терзали экстремисты, подстрекаемые и финансируемые той же Германией, она не дождалась помощи от стран Согласия.

Однако приведенные объяснения не слишком убедительны. Российская империя вступила в военный союз и блюла свои союзнические обязательства вовсе не под давлением со стороны партнеров и совсем не из альтруизма, но хорошо сознавая и преследуя собственные интересы. Уже задолго до 1914 года российские государственные деятели имели ясное представление о германских планах в отношении России. Планы эти предполагали расчленение Российской империи и установление экономического господства над ее территориями и территориями прилежащих регионов. Архивные документы, обнаруженные после второй мировой войны, подтверждают, что в политических, военных и деловых кругах Германии падение России и контроль над ее ресурсами считались важнейшими условиями осуществления глобальных германских амбиций. И первостепенной задачей была для Берлина нейтрализация военной угрозы со стороны России и вытекающей отсюда перспективы ведения войны на два фронта, а также получение доступа к материальным и человеческим ее ресурсам, которыми можно было бы уравновесить ресурсы Франции и Великобритании{498}.

Учитывая «Russlandpolitik» Германии после ухода с политической арены Бисмарка, перед правительством России уже не стояло выбора: отсидеться ли в изоляции или ввязаться в большую политику со всеми вытекающими отсюда последствиями. Этот выбор сделала за Россию Германия, и выбирать оставалось лишь одну из двух дорог: выступить против Германии в одиночестве или же действовать совместно с Францией, а возможно, и с Англией. Ответ на вопрос, поставленный под таким углом, напрашивается сам собой. Если только Россия не готова отказаться от имперского величия, не готова свернуться до границ Московской Руси XVII века и превратиться в германскую колонию, ей следует координировать свои военные планы с планами других западноевропейских стран. В противном случае оставалось лишь наблюдать, как Германия сперва разгромит Францию (что было вполне ей по силам, если на восточном фланге ей ничто не будет угрожать), а затем перебросит все свои армии на восток, чтобы расправиться с Россией. Это прекрасно понимали в России задолго до начала военных действий. В 1892 году, когда обе страны были близки к союзу, Александр III заметил:

«Нам действительно нужно сговориться с французами и, в случае войны между Францией и Германией, тотчас броситься на немцев, чтобы не дать им времени разбить сначала Францию, а потом обратиться на нас»{499}.

Историк В.А.Емец так определял позицию России перед 1914 годом:

«Нельзя забывать, что царская Россия готовилась к войне с Германией и Австро-Венгрией в союзе с Францией, на которую, как ожидалось, выпадала в первый период войны более трудная задача отражения натиска почти всей германской армии. Франция испытывала определенную зависимость от поведения России, от степени ее усилий в борьбе против Германии, от распределения ее сил. Со своей стороны царское правительство было не меньше, чем французское, заинтересовано в том, чтобы французские армии выдержали первое испытание. Вот почему русское командование уделяло такое большое внимание операциям на германском фронте. Не следует также сбрасывать со счетов и стремление России воспользоваться отвлечением главных сил германской