Первая война Гитлера - Томас Вебер Страница 75

школах и университетах Германии времён кайзера Вильгельма II. Их социальный опыт помогал им сочетать оборонительный патриотизм, военные мужские ценности и глубокое чувство долга и чести. Результирующая ментальность объясняет очень высокую степень участия студентов университетов и выпускников средних школ в Первой мировой войне в вооружённых силах всех воюющих наций.

Как написал в своём дневнике Фляйшман, у которого два брата также служили на войне (см. фото 14), его служба в полку Листа началась с "лёгкой прогулки" до своего батальона. Вот его запись от 7 августа: "Украл яблоки. Опробовал револьвер". Следующий день он провел "занимаясь чтением, писанием и т.п.", а 11 августа он обнаружил "прекрасные сады, сливы и мирабель". 13 августа у него были "весёлые учения до 6 часов". Спустя пять дней он явно был совершенно счастлив тем, что "бросил 2 боевые гранаты" в тот день. 29 августа он наслаждался "хорошей жизнью у ручья Обершпек. Большие сады. Печёные яблоки и наслаждался грушами". Первый день сентября принёс ещё больше радостей: "охотился с револьвером на крыс и мышей". А событием 15 сентября было то, что он "увидел через свой бинокль: французские мирные жители за работой и т.п. Кроме этого, новостей нет". А во многих ежедневных дневниковых записях было: "Ничего заслуживающего внимания". Самую большую трудность для Фляйшмана в Эльзасе представлял его тяжёлый багаж: "9:30 вечера – ужасно устал от марша на передовые позиции с полной выкладкой".

Нет указания на то, что его принадлежность к еврейской нации беспокоила кого-либо из его товарищей в полку Гитлера. Так же, как и сотни писем, полученных директором Райхенхаймишес Вайзенхаус в Берлине от солдат-евреев на фронте, военный дневник Юстина Фляйшмана не содержит записей о каком-либо антисемитизме или даже трениях с его товарищами солдатами. На самом деле, единственное явное упоминание о своей принадлежности к иудейской вере – это рассказ о еврейских праздничных днях. 17 сентября на Рош Хашана он записал в своём дневнике: "Новый Год". Спустя неделю он и Юлиус Мендль, его товарищ, еврейский солдат из 7‑й роты, получили двухдневный отпуск для празднования Йом Кипур: "В увольнении в Мюльхаузен для Йом Кипур. Прошли с Мендлем в Брюннштадт, оттуда сели на трамвай в Мюльхаузен. Искали синагогу … Нашли жильё в "У золотого ягнёнка" … Сходили на ужин в Траубенгассе: картофельный суп, картофельное пюре, 2 порции говядины с соусом, разные овощи. Компот. В 9 часов синагога".

Обманчивая тишина в новом секторе и впоследствии в Пикардии – самой восточной части парижского бассейна, где стоял затем полк Листа, равно как и относительно спокойная жизнь за линией фронта, похоже, завлекли Гитлера к преувеличению сверх всякой меры того, насколько сильны всё ещё были его полк и другие германские части на Западном фронте. Это облегчило для Гитлера впоследствии возложение всей вины за поражение Германии в 1918 году на коммунистов, социалистов, демократов, евреев, миллионы бастовавших рабочих и всякого рода "предателей" в тылу. Как будет снова и снова говорить Гитлер своим слушателям после войны, все они нанесли армии Германии на грани победы удар кинжалом в спину. Гитлер не видел или не хотел видеть плачевного состояния своего полка. В действительности, если бы 16‑й полк был развёрнут на более серьёзном участке фронта, то даже для Гитлера совершенно невозможно было бы не осознать того, что к зиме 1917-1918 гг. его полк был в отчаянном положении. В этом смысле миф об "ударе кинжалом в спину" – столь популярный среди политических правых в Веймарской Германии – имеет своё происхождение для Гитлера не только в последующих событиях, но также и в обманчивых условиях конца 1917 и начала 1918 годов.

Тем временем для офицеров полка Листа было большим вопросом – поможет ли восстановить боевой дух служба на земле Германии и обеспечит ли это то, что полк будет продолжать действовать и не развалится.

Здоровье людей в полку было восстановлено в Эльзасе относительно быстро. Однако казалось, что Гитлер не замечал того факта, что подкрепления, полученные 16‑м полком, состояли из ворчливых стариков, которые либо вовсе не служили в армии, либо проходили подготовку много лет назад. Пока же будут добавлены несколько молодых призывников, столь же посредственных в военном отношении, что и полк Листа. 16‑й полк вынужден был доложить, что новые люди показали "поразительно низкий уровень духа", и что единственное, на что были способны старые и сердитые подкрепления, это строевые учения. Их боевая подготовка, особенно ведение окопной войны, была удручающе скверной. Как жаловался полк, было практически невозможно сформировать согласованную группу из существующих солдат и вновь прибывших. Более того, в 16‑м полку существенно не хватало офицеров.

Фляйшман, который в отличие от Гитлера ежедневно встречал "простых" солдат полка Листа, вскоре пришёл к пониманию, что не только пожилые люди выказывали низкий уровень морального состояния. Он написал относительно выживших в прелюдии к Пашендэйл: "Низкий уровень боевого духа среди людей". Однажды в начале октября Фляйшман также записал: "В 1 час ночи пехотинец [Хаас] из моей роты выстрелил себе в ногу из своего ружья".

В отеческом стиле офицеры полка делали всё, что могли, чтобы улучшить моральное состояние людей. Они часами разговаривали с ними, подкупали их сигаретами, и, что наиболее важно, предоставляли им отпуска изрядной продолжительности для посещения своих семей в Баварии. Более того, командование одного из соседних полков предложило, что "для того, чтобы сохранить высокий уровень боевого духа в полку, двадцати пяти солдатам из каждой роты в дивизии Гитлера следует разрешить при нахождении в резерве поход в Мюльхаузен для посещения концерта, кино или театра". Тогда Гитлер, который недавно был награждён баварской военной медалью Славы 3‑й степени, впервые за время войны запросил обычный отпуск. В конце сентября вместе с Эрнстом Шмидтом, который также был в отпуске, Гитлер впервые посетил Брюссель, Кёльн, Дрезден и Лейпциг. Затем он один отправился в Берлин, столицу Пруссии, остановившись до 17 октября у родителей Рихарда Арендта, товарища из полкового штаба.

Во время пребывания Гитлера в столице Германии там назревал политический кризис. Например, военный министр генерал фон Штайн был заглушён криками при выступлении в рейхстаге. Давно прошли дни Burgfrieden[15] – политического перемирия, последовавшего за началом войны, так как различные политические партии и организации со своими механизмами публичности всё больше нападали друг на друга. По всей Германии были признаки раскола в государстве и обществе, падения морали, растущего уровня политической ненависти и ухудшения материальных условий. Уже в 1916 году детей в Германии поощряли ходить босиком. Однако ефрейтор Гитлер