Карл VII. Жизнь и политика (ЛП) - Контамин Филипп Страница 72

Как никогда ранее, Карл VII и его Совет намеревались воспользоваться преимуществами обширности королевства, но не вполне в этом преуспели.

В результате военной реформы, начиная с первых недель 1446 года, король получил в свое распоряжение кавалерию, возможно, в два-три раза менее многочисленную, чем та, что годом ранее была у него в Эльзасе и Лотарингии, но зато лучше оснащенную и лучше контролируемую, объединяющую "достойных" воинов, несомненно, менее чуждых идее верного служения общественному благу королевства.

Что касается налога для содержания войск, то он стал основой всеобщего налогообложения до конца царствования Карла VII и даже после него. Однако важно понимать, что в 1445 или 1446 году никто еще не знал, что этому налогу суждено стать постоянным. По крайней мере, в сознании налогоплательщиков это была чрезвычайная и временная мера, призванная избежать грабежей и вымогательств, от которых сельская местность страдала столько лет. Показательна реакция Жана Жувенеля дез Юрсена в его письме, написанном в конце лета 1445 года своему брату Гийому, недавно назначенному канцлером Франции: он был поражен "весьма удивительным и опасным налогом, а именно, налогом на содержание воинов", который был введен без согласия трех сословий. Но он признает, что благодаря этому воины ведут себя настолько хорошо, что лучшего и представить нельзя. Оказалось, что, рассеянные и размещенные в добрых городах, они находятся "во власти народа"[446].

Возвращение во Францию

Карл VII покинул Нанси в конце мая 1445 года и добрался до своей любимой долины Луары — в данном случае до замка Монтиль — только через четыре месяца. Тем временем его главная резиденция, Шалон-ан-Шампань, стала ареной переговоров с Изабеллой, герцогиней Бургундской, направленной для этого ее мужем. Предстояло решить вопросы накопившиеся за десять лет прошедшие со времени заключения Аррасского мира, не говоря уже о жалобах короля Рене, с которым Филипп Добрый довольно плохо обращался когда тот находился у него в плену после битвы при Бюльньевиле в 1431 году. Карл VII был вынужден выслушать эти, мягко говоря, жалобы. В то время при французском дворе существовала партия войны, возглавляемая королем Рене, который допускал возможность разрыва с Бургундией, и партия мира, возглавляемая самим королем, который отказывался "жестко" действовать против Филиппа Доброго, но вместо этого намеревался обращаться с ним "настолько галантно", насколько это возможно. В течение нескольких дней члены королевского Совета и члены герцогского Совета, уполномоченные герцогиней, проводили встречи, представляя по очереди "несколько напоминаний, просьб и предложений по спорам, которые были с обеих сторон в очень большом количестве и имели большой вес".

Другие переговоры, на этот раз между представителями короля Сицилии и герцога Бургундского, иногда проходили в присутствии самой герцогини. Король Рене потребовал списания долга в 420.600 экю и возвращения мест, находящихся в залоге у его противника. "Раздор" продолжался долгое время, но "по просьбе и благосклонности короля Франции" и королевы Марии Анжуйской 6 июля 1445 года был заключен "окончательный и полюбовный" договор, в котором герцогиня обязалась, что ее муж милостиво ратифицирует отказ от долга и вернет удерживаемые им места, включая Нешато и Клермон-ан-Аргон. Единственной крупной уступкой с французской стороны стала уступка Монбельяра, решение о которой было принято вопреки мнению Дофина, тогда как изначально герцогиня Изабелла требовала 1.400.000 экю в качестве компенсации за опустошения, совершенные французскими войсками, плюс 30.000 экю за участие бургундцев в снятии осады Дьеппа в 1443 году. Надо сказать, что бургундская сторона не была в сильной позиции на этих переговорах и могла опасаться кажущегося сближения между Карлом VII и Генрихом VI.

Также, в Шалоне, в августе 1445 года, всплыла проблема Жана IV, графа д'Арманьяка, который по причинам проводимой им внутренней и внешней политики вызвал "негодование" короля, что привело графа вместе с детьми к заключению в тюрьму в Каркассоне. Жан IV призвал на выручку своих родственников и друзей: герцога Бретонского, герцога Орлеанского, герцога Савойского, графа де Фуа и даже короля Кастилии. В конце концов, состоялась аудиенция под председательством самого короля, находившегося в окружении принцев крови и членов Совета, во время которой представители графа подробно изложили свои просьбы. На втором слушании королевский адвокат Жан Барбен, которому было поручено "хранить честь короля", объяснил причины такой строгости к Жану IV и затребовал конфискации всего его имущество в королевстве, а также физического наказания для графа. Во время третьего слушания представители графа обратились к королю с просьбой о помиловании, что было уже классическим ходом. Карл VII дал надежду на благоприятный исход дела, фактически же, помилование было обставлено определенными условиями, из-за того, что Жан IV "пытался выдать свою дочь замуж за Генриха, короля Англии, и с этой целью вел с ним переговоры". Все это, очевидно, подпадало под обвинение в "оскорблении величества". Дознание продолжилось "с большем рвением, чем раньше", стороной защиты были предъявлены некие ценные бумаги, "и таким образом это дело, которое длилось так долго, было улажено". Создается впечатление некой инсценировки: с момента первого слушания помилование было предрешено. С одной стороны, "просьбы" об освобождении графа исходили от иностранных государей, короля Кастилии и герцога Савойского, а с другой стороны с "мольбами" к королю неоднократно обращались герцоги Орлеанский, Алансонский и Бурбонский, графы дю Мэн, Ришмон, Фуа, Дюнуа и сеньор д'Альбре. Люди короля должны были поинтересоваться у графа Арманьяка, кто же просит о его помиловании — его друзья или он сам. Только в последнем случае помилование могло быть дано при условии выполнения определенных предварительных условий и принесения присяги. Один из пунктов условий гласил, что граф Арманьяк и его дети должны были отказаться от "всех клятв, обещаний и союзов", которые они могли дать или заключить с королем Англии "или другими противниками и врагами королевства Франции в ущерб королю или его суверенитету". Это означает, что для королевской власти граф Арманьяк был не иностранцем, а подданным, который должен был подчиняться определенным правилам, особенно в вопросах внешней политики. Упомянутые выше принцы должны были дать свои письменные гарантии скрепленные их печатями, на тот случай, если граф не будет соблюдать свои обязательства, то они заставят его сделать это, и если потребуется, "силой и оружия", каждый со своим контингентом в 1.000 копий и 200 человек вооруженных дротиками и кинжалами для короля Кастилии, и эквивалент ордонансовой роты (100 латников и 200 стрелков) для герцогов Орлеанского, Бретонского, Бурбонского и Алансонского, графа дю Мэн, герцога Савойского, коннетабля, графов Ла Марш, Фуа, Дюнуа и сеньора д'Альбре. Исключительно длинное письменное помилование было даровано в августе 1445 года, за которым в октябре последовало общее отпущение грехов, но все это время Жанн IV все еще находился в тюрьме[447].

Посольство в Англию

Вследствие или в обмен на брак Генриха VI с Маргаритой Анжуйской, 14 июля 1445 года в Лондон прибыло французское посольство во главе с Людовиком де Бурбоном, графом Вандомским, и Жаком Жувенелем, архиепископом Реймсским. Это посольство прибыло не одно: его сопровождали делегации короля Кастилии, короля Рене и герцога Алансонского. 15 июля состоялась первая встреча послов с королем Англии, который в знак доброй воли трижды поднимался со своего трона, чтобы их поприветствовать. 19 июля послы получили от Карла VII и канцлера Гийома Жувенеля копии договора от 6 июля с Бургундией, что могло только укрепить их позиции. Намерением графа Саффолка было сократить преамбулы, перейти прямо к делу и высказать "кратко и ясно", "все накопившиеся требования по разным вопросам": "Молю вас, сделать нам сейчас последние из ваших предложений, а мы в свою очередь предложим вам последние из наших", "давайте не будем долго ходить вокруг да около и перейдем к конкретике". Граф так же посоветовал французским послам "не держать рот на замке, как они это делали". Переговоры продолжались до 30 июля. К этой дате англичане, очевидно, были готовы отказаться от своих претензий на французскую корону в обмен на обладание Нормандией на правах полного суверенитета. Но французы, верные своему курсу, отказали. По крайней мере, перемирие было продлено до 11 ноября 1446 года, что было нелегко, к тому же появилась перспектива встречи на высшем уровне между двумя королями во Франции. Еще более обнадеживающим было то, что на последней аудиенции архиепископ Йоркский, Джон Кемп, говоря на латыни, сообщил французским послам, что его господин ради достижения мира готов отказаться от значительной части "своего наследства" во Франции. Затем было письмо королевы Маргариты Карлу VII (от 17 декабря), касающееся "освобождения" графства Мэн, и, наконец, письмо от 22 декабря, скрепленное тайной печатью и подписанное рукой Генриха VI, в котором он обещал своему "очень дорогому дяде из Франции", "добровольно и во имя мира", передать город и замок Ле-Ман и все, чем он владел в графстве Мэн, королю Рене, как герцогу Анжуйскому, поскольку это графство находился в феодальной зависимости от Анжу, и его брату Карлу к 30 апреля 1446 года. Уступка была значительной, однако, будучи королем Франции, Генрих VI предполагал, что Мэн останется под его суверенитетом.