Блог «Серп и молот» 2014–2016 - Петр Григорьевич Балаев Страница 63

… Подтелков, тяжело ступая по проваливающемуся снегу, подошел к пленным. Стоявший впереди всех Чернецов глядел на него, презрительно щуря светлые отчаянные глаза; вольно отставив левую ногу, покачивая ею, давил белой подковкой верхних зубов прихваченную изнутри розовую губу. Подтелков подошел к нему в упор. Он весь дрожал, немигающие глаза его ползали по изрытвленному снегу, поднявшись, скрестились с бесстрашным, презирающим взглядом Чернецова и обломили его тяжестью ненависти.

— Попался… гад! — клокочущим низким голосом сказал Подтелков и ступил шаг назад; щеки его сабельным ударом располосовала кривая улыбка.

— Изменник казачества! Под-лец! Предатель! — сквозь стиснутые зубы зазвенел Чернецов.

Подтелков мотал головой, словно уклоняясь от пощечин, — чернел в скулах, раскрытым ртом хлипко всасывал воздух.

Последующее разыгралось с изумительной быстротой. Оскаленный, побледневший Чернецов, прижимая к груди кулаки, весь наклонясь вперед, шел на Подтелкова. С губ его, сведенных судорогой, соскакивали невнятные, перемешанные с матерной руганью слова. Чтó он говорил, — слышал один медленно пятившийся Подтелков.

— Придется тебе… ты знаешь? — резко поднял Чернецов голос.

Слова эти были услышаны и пленными офицерами, и конвоем, и штабными.

— Но-о-о-о… — как задушенный, захрипел Подтелков, кидая руку на эфес шашки.

Сразу стало тихо. Отчетливо заскрипел снег под сапогами Минаева, Кривошлыкова и еще нескольких человек, кинувшихся к Подтелкову. Но он опередил их; всем корпусом поворачиваясь вправо, приседая, вырвал из ножен шашку и, выпадом рванувшись вперед, со страшной силой рубнул Чернецова по голове.

Григорий видел, как Чернецов, дрогнув, поднял над головой левую руку, успел заслониться от удара; видел, как углом сломалась перерубленная кисть и шашка беззвучно обрушилась на откинутую голову Чернецова. Сначала свалилась папаха, а потом, будто переломленный в стебле колос, медленно падал Чернецов, со странно перекосившимся ртом и мучительно зажмуренными, сморщенными, как от молнии, глазами.

Подтелков рубнул его еще раз, отошел постаревшей грузной походкой, на ходу вытирая покатые долы шашки, червоневшие кровью.

Ткнувшись о тачанку, он повернулся к конвойным, закричал выдохшимся, лающим голосом:

— Руби-и-и их… такую мать!! Всех!.. Нету пленных… в кровину, в сердце!!

Лихорадочно застукали выстрелы. Офицеры, сталкиваясь, кинулись врассыпную. Поручик с красивейшими женскими глазами, в красном офицерском башлыке, побежал, ухватясь руками за голову. Пуля заставила его высоко, словно через барьер, прыгнуть. Он упал — и уже не поднялся. Высокого, бравого есаула рубили двое. Он хватался за лезвия шашек, с разрезанных ладоней его лилась на рукава кровь; он кричал, как ребенок, — упал на колени, на спину, перекатывал по снегу голову; на лице виднелись одни залитые кровью глаза да черный рот, просверленный сплошным криком. По лицу полосовали его взлетывающие шашки, по черному рту, а он все еще кричал тонким от ужаса и боли голосом. Раскорячившись над ним, казак, в шинели с оторванным хлястиком, прикончил его выстрелом. Курчавый юнкер чуть не прорвался через цепь — его настиг и ударом в затылок убил какой-то атаманец. Этот же атаманец вогнал пулю промеж лопаток сотнику, бежавшему в раскрылатившейся от ветра шинели. Сотник присел и до тех пор скреб пальцами грудь, пока не умер. Седоватого подъесаула убили на месте; расставаясь с жизнью, выбил он ногами в снегу глубокую яму, и еще бы бил, как добрый конь на привязи, если бы не докончили его сжалившиеся казаки.

Григорий в первый момент, как только началась расправа, оторвался от тачанки, — не сводя с Подтелкова налитых мутью глаз, хромая, быстро заковылял к нему. Сзади его поперек схватил Минаев, — ломая, выворачивая руки, отнял наган; заглядывая в глаза померкшими глазами, задыхаясь, спросил:

— А ты думал — как?»

Что примечательно — не евреи-комиссары порешили Калединских партизан, сами казаки их приговорили.

Атаман попробовал собрать войско, но нашлось желающих всего 147 человек на всем Дону. Это была катастрофа и позор. Каледин 11 февраля объявил о своей отставке и застрелился. Заблуждающийся человек, враг, но человек честный. С той мразотой, которая собралась под флагами Алексеева и Корнилова он бежать с Дона не пожелал, он уже успел увидеть после того, как в Новочеркасск слетелись эмиссары Антанты на переговоры с этими «патриотами», что из себя представляет Добровольческая армия.

Заместитель Каледина — Митрофан Богаевский также сложил свои полномочия и удалился в Сальский округ из Новочеркасска. Гражданская война на Дону была закончена. Именно об этом и написал В. И. Ленин в «Очередных задачах Советской власти»:

«…в главном, задача подавления сопротивления эксплуататоров уже решена в период с 25 октября 1917 г. до (приблизительно) февраля 1918 г. или до сдачи Богаевского.»

То, что на юге России продолжалось можно назвать Гражданской войной если только и Великую Отечественную войну называть гражданской. А такие желающие находятся, мотивируют они тем, что на стороне немцев тоже сражались «патриоты»…

* * *

У Антона Ивановича Деникина в 1945 году начало скакать давление, потели ладони и чесалась шея. Одолевали ночные кошмары — снилась петля под перекладиной…

В апреле 1920 года британский дредноут «Мальборо» доставил бывшего Главнокомандующего Вооруженными силами Юга России к берегам туманного Альбиона, правительству которого он верой и правдой служил. На духовную родину, так сказать. Встретили бывшего русского генерала торжественно. К трапу прибыли представители британского военного министерства, группа русских деятелей в лице Милюкова, Саблина, Савинкова и прочей швали. Газеты лондонские публиковали почтительные статьи. Одним словом, возвращение героя на родину после боевого славного похода. Можно было строить дальнейшие жизненные планы, предусматривающие купание в славе и финансовых потоках на деятельность в роли предводителя истинно русских патриотов в эмиграции…

Но здесь какая-то падлюка взяла и опубликовала телеграмму лорда Керзона Чичерину. Лорд писал народному комиссару, что благодаря его, Керзона, влиянию (читай — приказу) Деникин принял решение об отставке с поста Главнокомандующего ВСЮР. Англичане традиционно не церемонились со всякими папуасами, которые служили Альбиону, поэтому с легкостью разменяли «доброе имя» своего клеврета на возможность сотрудничества с Советами в противовес Франции, чьи лакеи еще под знаменами барона Врангеля продолжали биться за «Русь святую». На весах векового англо-французского противостояние какой-то русский, даже если он генерал, был легче пушинки. С клеймом наемника Антону Ивановичу уже не светила должность предводителя русской эмиграции. Идеологические противники просто размазали бы его. Подкузьмил проклятый лорд Керзон!

Деникин пробовал возмутиться, написал в газету «Таймс» опровержение, выпускал воззвания, что с