О женской стыдливости - Жан-Клод Болонь Страница 62

к сексу»), а различие между стыдливостью и непристойным поведением — всего лишь вопрос степени. Действительно, всего одна двусмысленность может «породить грязные мысли и оскорбить добродетель». Одно неприличное слово «часто пускает ростки разврата в самом чистом и непорочном сердце, достигнув самых целомудренных ушей», — говорится в книге Жана Лиона «Знание света, или Манеры, язык и тон в хорошем обществе» (1827). Даже самые высоконравственные люди не застрахованы от падения.

Общественное, частное и внутренняя открытость

Таким образом, судьи и законодатели впервые имеют дело со стыдливостью. Несомненно, нагота уже становилась объектом репрессий и раньше. Но во-первых, речь шла о постановлениях полиции, регламентирующих некоторые действия, для осуществления которых нужно раздеваться (например, купание), а с другой стороны, законодательству еще никогда не доводилось разрешать или запрещать появление в обнаженном виде, в зависимости от того, частным или общественным является место, где это действие осуществляется. Лишь некоторая толерантность общества способствовала тому, чтобы люди были готовы к этой эволюции. Появление новых видов правонарушений заставляет суды прописывать в законах все более точные определения.

Мораль Старого Режима в вопросах половых отношений оставалась религиозной и базировалась на том, правомерными или неправомерными являются те или иные действия, независимо от места, где они совершаются: грехи — это нарушения закона Божьего, который применим всегда и везде. Исповедник расспрашивает супружескую пару об интимной стороне их жизни, запрещая некоторые виды половых отношений (анальный и орально-генитальный акты, например). Недопустимыми с точки зрения религии являются даже разрешенные способы половых контактов, если их цель — получение удовольствия, а не зачатие. Республиканская законодательная власть не собирается проникать в личное пространство, за исключением некоторых случаев (супружеская измена, насилие, разврат несовершеннолетних), она запрещает лишь действия, совершаемые публично, причем не из-за действий самих по себе, а из-за скандала, который они провоцируют. Пространственная реорганизация морали возводит, по словам Марселлы Якуб, «стену стыдливости»: с одной стороны, сексуальная свобода широко гарантирована, а с другой — она безжалостно подавляется. Об этом она пишет в книге «Взгляд через замочную скважину. История общественной стыдливости, XIX–XXI века» (2008).

Понятие общественного пространства позволяет сделать наказание более действенным: например, священник мог запретить женщинам появляться в церкви в декольтированном платье, но не мог наказать за это. Единственным средством воздействия на них было удаление их из храма. Другое нововведение состоит в том, что нагота не зависит от обстоятельств, она отделена от действия, которое ее мотивирует. Теперь порицанию подлежит не купание в раздетом виде, а нагота сама по себе. Мужчина, который мочится на улице, женщина, кормящая ребенка грудью на людях, девушка, у которой порыв ветра задрал подол юбки, все подпадают под действие этого закона. В этой новой концепции невидимого покрова определяющим фактором стыдливости является вовсе не невинность намерений, а статус места и взгляд свидетеля. Это тонкое изменение отношения к стыдливости не дает больше возможности отличить (по крайней мере, теоретически) порядочную женщину от куртизанки, которая отбросила этот естественный женский покров: все виды наготы с точки зрения закона равны между собой.

Различие между понятием стыдливости отдельного человека и понятием общественного приличия, которое намечается в XVIII столетии, отражается в архитектуре, организующей оба пространства: места для уединения (будуар, ванная, туалет), коридор, куда выходят комнаты, а также проходные помещения и места общего пользования (писсуары и т. п.). Усиление индивидуализма тоже связано с этим движением: целая эпоха отныне требует, чтобы у каждого было свое личное пространство, куда другой человек — будь он даже близким, членом семьи, супругом — не имел бы доступа. В качестве компенсации за это никто никому не навяжет своей наготы.

Законодательство о целомудрии основано на этом критерии. Кодекс Наполеона различает публичные развратные действия (статья 330) и развратные действия, совершенные в отношении отдельного субъекта (статья 331). Совершение развратных действий в отношении отдельного человека предполагает насилие или отсутствие согласия (изнасилование и т. п.), поэтому жертва преступления четко определена. Напротив, при совершении публичных развратных действий конкретная жертва отсутствует, не предполагается никакого физического или морального посягательства на конкретное лицо наказанию подлежит публичная демонстрация наготы. В 1819 году Уголовный кодекс Франции был дополнен статьей 287 о преступлении против нравственности. С помощью этой статьи стало возможным бороться против неприличных песен, памфлетов, скульптур, изображений. Действие ее распространяется на правонарушения, совершенные с помощью печатной продукции, включая книги, афиши и т. п. Она касается не наготы или полового акта как таковых, а только их изображений и упоминаний о них. И наказание предусматривается именно за рекламирование таких действий, тогда как свобода мысли, в принципе, гарантирует самовыражение личности.

Если при совершении развратных действий против личности и против нравственности понятно, кто является жертвой преступления, то совершение публичных развратных действий — это правонарушение без предъявления жалобы (потерпевшего), абстрактное, без свидетелей, но совершенное в общественном месте. Но в таком случае чьей конкретно стыдливости наносится оскорбление, когда публично демонстрируется нагота? В первую очередь именно женщину, стыдливую от природы, оскорбляет вид обнаженного мужчины. То же самое действие, совершенное в отношении мужчины, не является уголовно наказуемым. В XIX столетии некоторые европейские государства, например Англия и Россия, продолжают бороться с развратными действиями, совершаемыми по отношению к женщинам. Но большинство стран, включая Францию, отказались от упоминания женского пола в формулировках соответствующих статей законов, более или менее строгих. К каким последствиям это привело? Мужчина тоже может смутиться, увидев наготу другого. Например, так произошло с месье Бержере — ученым-историком, героем романа Анатоля Франса «Ивовый манекен». Он открывает «истинную теорию Стыдливости», застав жену в объятиях своего ученика. Не столько супружеская измена, сколько нагота пары вызывает в его душе «сильные и противоречивые эмоции». Если говорить серьезно, то в этом эпизоде оскорбление нанесено именно его стыдливости, согласно определению, существовавшему в девятнадцатом столетии.

Оскорбление налицо, даже если свидетель не показывает, что он возмущен, и не подает жалобы. Так что же является основанием такого оскорбления, на чем оно базируется? Демонстрация наготы одного задевает стыдливость «всех и каждого». «Определяющим фактом публичного развратного действия — реального действия — является оскорбление стыдливости вообще, стыдливости всех людей», — утверждает Абель Майфод в своей диссертации «О публичных развратных действиях». Итак, в рассуждениях вновь появляется понятие абстрактной стыдливости, стыдливости всего Человечества — качества, которое есть у каждого из нас. Персонаж книги Реми де Гурмона «Новые диалоги любителей о насущных вещах» (1907–1910) задается вопросом по поводу публичных развратных действий: «Против чьей стыдливости совершается это правонарушение? Против стыдливости деревьев, птиц, полицейских, которые получают удовольствие, прежде чем составить официальный протокол?» — «Нет, против той Великой Стыдливости, что идет абсолютно обнаженной», —