Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982 - Федор Леонидович Синицын Страница 62

В СССР расширялись масштабы коррупции. К.Н. Брутенц связывал это явление, помимо всего прочего, с нараставшим в партии процессом «идейного обмеления»[1143], т. е. с утратой партийными чиновниками всех сдерживающих моральных факторов. Люди, еще сохранившие верность идеалам, сетовали, что «В.И. Ленин не для того завоевывал советскую власть, чтобы ею злоупотреблять»[1144]. Однако для многих представителей «номенклатуры» ни Ленин, ни партия, ни советская власть уже не имели большого значения.

У высокопоставленных руководителей накапливались уже не просто предметы потребления, а капиталы[1145]. Однако «правящей элите» и этого было мало — у нее нарастало недовольство своим положением, так как при всех благах и льготах «высшее сословие» в СССР жило скромнее, беднее и гораздо менее свободно[1146], чем люди аналогичного положения (или даже более «простые» люди) на Западе. К тому же по мере роста возможностей все острее становилась потребность «номенклатуры» в настоящей собственности на промышленные и сельскохозяйственные предприятия и землю[1147]. Как писал Г.Х. Шахназаров, во время перестройки и после нее «бывшие номенклатурщики быстро выкинули из головы светлые коммунистические идеи и превратились в промышленных магнатов, банкиров, парламентских ораторов»[1148].

Еще одной тенденцией изменений в советском социуме стало существенное расширение оппозиционно настроенной части населения. В 1960-х гг. склонность к оппозиционным действиям у основной массы советских граждан была невысокой[1149]. Большинство их не выражало сильных, эмоционально окрашенных реакций недовольства, гнева, не демонстрировало склонности к протестным акциям[1150]. Оппозиционные проявления, за исключением отдельных событий («митинг гласности» в декабре 1965 г., демонстрация протеста против ввода войск в Чехословакию на Красной площади в августе 1968 г.), были направлены «вовнутрь», ограничивались размышлениями, стихотворениями, дневниками, частными разговорами[1151]. Наиболее распространенным проявлением оппозиционности было чтение «самиздатовской» литературы, прослушивание магнитофонных записей, а также, по терминологии КГБ, «высказывание клеветнических, демагогических, ревизионистских и других политически вредных суждений»[1152].

Затем оппозиционная активность стала переходить в более активный, «диссидентский» формат. В декабре 1970 г. КГБ докладывал в ЦК КПСС, что у диссидентов «сформировалось политическое ядро», «происходит определенная консолидация… наглядно прослеживаются попытки создания подобия оппозиции». Так, московская группа во главе с П.И. Якиром выдвигала программу «демократизации страны путем выработки в людях демократических и научных убеждений, сопротивления сталинизму, самозащиты от репрессий, борьбы с экстремизмом любого толка». КГБ выявил около 300 участников оппозиции в разных городах страны. В июне 1971 г., по данным, имевшимся у ЦК КПСС, распространение «самиздата» происходило «среди некоторой части научных и творческих работников, а также учащейся молодежи в Москве, Ленинграде, Киеве, Харькове, Риге, Горьком, Новосибирске, Свердловске, Рязани и некоторых других городах». В 1973–1976 гг. в среде учащейся молодежи было зафиксировано 3324 «антисоветских проявления», в которых приняли участие 4406 чел.[1153] Интересно мнение Д.О. Чуракова, который отмечает, что «народный сталинизм», проявлявшийся в 1960-х — 1980-х гг., тоже был «выражением массовой оппозиционности по отношению к отдельным сторонам настоящего»[1154].

Хотя в итоге оппозиция в СССР не возродилась ни в легальных, ни даже в нелегальных формах (исключение составляли некоторые националистические подпольные организации на периферии и отчасти диссидентское движение)[1155], сознание советских людей менялось[1156]. Среди некоторой их части набирало силу движение к переменам (хотя этот «демократический прорыв» и опирался на зачастую наивные, бедные и противоречивые представления о демократии)[1157]. Деятельность государства по пресечению «диссидентских проявлений» вызывала все большее общественное противодействие[1158].

Внутри страны события, так или иначе связанные с оппозиционными явлениями, вызывали общественный интерес — как с положительным, так и отрицательным уклоном по отношению к диссидентам. Люди читали «самиздат»[1159], интересовались мотивами «антисоветской» литературной деятельности А.И. Солженицына, издавшего свои произведения на Западе, судьбой А.Т. Твардовского, снятого в 1971 г. с должности главного редактора журнала «Новый мир», судебным процессом над Ю.Ф. Орловым, состоявшимся в 1977 г. Московские партийные органы получали от людей вопросы такого рода: «Какие меры применяются к диссидентам, которые обращаются к западным политикам и журналистам с заявлениями антисоветской направленности, дают всякого рода клеветнические интервью?»; «Принимались ли какие-либо меры пресечения хулиганских и антисоветских выпадов Сахарова в период процессов над Гинзбургом и Щаранским?»[1160].

Оппозиционные проявления закономерно вызывали серьезный резонанс на Западе. Иностранцы, приезжавшие в Советский Союз, еще в 1966 г., до роста диссидентской деятельности, интересовались, «имеются ли в СССР люди или группы людей, которые придерживаются не марксистско-ленинских взглядов»[1161].

Важную роль сыграла идеологическая и правозащитная деятельность академика А.Д. Сахарова. В 1968 г. он написал большую статью «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» — как он сам выразился, с целью изложить «мысли о самых важных вопросах, стоящих перед человечеством, — о войне и мире, о диктатуре, о запретной теме сталинского террора и свободе мысли, о демографических проблемах и загрязнении среды обитания, о той роли, которую может сыграть наука и научно-технический прогресс». Эти мысли были «компиляцией либеральных, гуманистических и «наукократических» идей». В ответ Сахаров подвергся гонениям, был отстранен от работы на ядерном объекте «Арзамас-16».

Текст статьи был немедленно опубликован на Западе и переправлен назад в СССР, а имя А.Д. Сахарова стало пропагандироваться как символ борьбы за свободу. В июле 1968 г. «Нью-Йорк тайме» и нидерландская газета «Хет Пароол» опубликовали статьи под названием «Крик души русского ученого» и «Советский специалист требует интеллектуальной свободы». О Сахарове писали в изданиях Югославии и Чехословакии, в печатных органах ряда компартий капстран, в том числе Французской[1162].

Статья А.Д. Сахарова на Западе была названа «манифестом волеизъявления молодой, духовно несокрушимой», «освобождающейся России», и утверждалось, что его идеи разделяет значительная часть советской интеллигенции, и даже что в СССР поднялся «бунт ученых» (что было явным преувеличением. — Ф.С.). Статья широко цитировалась, и можно сказать, что идеи Сахарова были восприняты некоторыми людьми на Западе очень серьезно. В августе 1968 г. ему направил письмо редактор американского журнала «War and Peace Report» P. Хатсон, сообщивший, что он «разговаривал с пресс-атташе советского представительства в ООН» о поднятых Сахаровым вопросах. Хатсон надеялся, что статья советского ученого будет напечатана в газете «Правда» (весьма наивные ожидания — Ф.С.). В свою очередь, Хатсон опубликовал собственную статью «За всемирную политическую партию» в издаваемом им журнале и предложил Сахарову войти в состав группы из 6—10 человек, представляющих США, СССР и другие страны, для «подготовки проектов общих принципов и программы всемирной политической партии»[1163]. (В таких идеях видна реализация «теории конвергенции».)

В 1969 г. западная пропаганда назвала главными