История Великого мятежа - лорд Кларендой Эдуард Гайд Страница 6

Однако на короля эти доводы впечатления не произвели. Ибо, заявил он, искать мирного соглашения сейчас значило бы внушить мысль, будто он покорно примет любые требования Парламента, между тем даже величайшие бедствия и неудачи, какие только могут постигнуть его при попытке себя защитить, не способны поставить его в положение худшее, чем это. А сколь умеренными могут оказаться требования Палат, мы вправе судить по Девятнадцати предложениям, выдвинутым Парламентом еще в ту пору, когда, насколько можно было тогда разумно предполагать, он не обладал таким очевидным превосходством в силах, как ныне. Теперь же, когда ему, королю, уже нечего терять, кроме чести, он поведет себя совершенно непростительно в глазах всего света, если не употребит всю свою энергию, чтобы остановить бурный поток, грозящий ему неминуемой гибелью. Душевное благородство и спокойное мужество Его Величества казались чем-то слишком возвышенным и бесконечно далеким от лихорадочной заботы о собственном спасении, владевшей умами других людей. И, к великому несчастью для короля, ни единый из тех, кто держался одних с ним мыслей (а такие люди, пусть и весьма немногие, были), не решился заявить об этом открыто: идея мирных переговоров пользовалась в стране такой популярностью, что всякий, кто осмелился бы против нее возразить, непременно был бы заклеймен всеми как явный враг своего отечества.

Соображения, перед которыми Его Величество в конце концов чрезвычайно разумно уступил (и впоследствии это действительно принесло ему немалую пользу), заключались в следующем. В высшей степени вероятно (а ведь теперь его успех всецело зависел от точного расчета вероятностей), что Парламент, из собственной гордыни и из презрения к бессилию короля, попросту не пожелает вступать с ним в переговоры. Подобный шаг вызовет в Англии всеобщее возмущение, а значит, Его Величество, сделав предложение о мире, доставит своему народу величайшую радость; враги же короля, его отвергнув, лишатся народных симпатий. Это одно поможет Его Величеству собрать для себя армию. Если же Парламент решится на переговоры, то король и тут наверняка окажется в выигрыше, так как, отвечая на предложения, которые представят ему Палаты, он сможет изложить истинные причины нынешнего спора столь ясно, что для всего королевства станет еще очевиднее, чем прежде, что настоящая война является со стороны Его Величества чисто оборонительной, ибо он никогда не отказывал и теперь не намерен отказывать своему Парламенту в каких-либо разумных и справедливых просьбах. Эти самые мирные предложения повлекут за собой, разумеется, более или менее продолжительные дебаты сторон, что неизбежно замедлит военные приготовления Парламента и приостановит действия его армий; прочие же англичане будут в это время с тревогой ожидать исхода переговоров. Между тем Его Величество не станет ослаблять своих усилий; напротив, он еще энергичнее поведет подготовку к войне, ускорив набор солдат, уже начатый по его приказу. Эти доводы, вместе с почти единодушным мнением и настойчивыми просьбами членов его Совета, убедили короля, и, на третий день по водружении королевского штандарта, он отправил к обеим Палатам графов Дорсета и Саутгемптона, сэра Джона Колпеппера, канцлера Казначейства, а также сэра Уильяма Юделла (которому король дозволил, воспользовавшись удобным случаем, заняться улаживанием собственных имущественных дел) со следующим посланием:

«Уже долго, с невыразимой сердечной скорбью, взираем мы на смуты, постигшие наше королевство, и самая душа наша не избавится от мук и терзаний, пока не изыщем мы какое-либо средство, способное предотвратить страшные бедствия, коими грозит государству приближающаяся гражданская война. И хотя все наши усилия, клонившиеся к мирному разрешению злосчастных споров между нами и обеими Палатами нашего Парламента (хотя и прилагавшиеся нами со всевозможным усердием и полнейшим чистосердечием), не принесли до сих пор столь чаемого нами успеха, однако наша неизменная и ревностная забота о сохранении общественного мира такова, что, нимало не обескураженные, мы не преминем употребить любые меры, которые, если благословит их милосердный Господь, могли бы заложить прочные основания мира и счастья для всех наших добрых подданных. С этой целью, а также приняв в расчет, что послания, петиции и ответы, имевшие место между нами и обеими Палатами Парламента, успели породить множество недоразумений, коих можно было бы избежать, обратившись к иному способу ведения переговоров, при котором спорные вопросы толковались бы с большей ясностью, а обсуждались с большей легкостью и свободой, мы почли за благо предложить вам назначить нескольких подходящих особ, дабы те, вступив в переговоры с равным числом лиц, уполномоченных нами, вели их таким образом и с такой свободой обсуждения, какие могли бы всего лучше споспешествовать тому счастливому исходу, коего страстно желают все благомыслящие люди, миру в королевстве. Мы обещаем нашим королевским словом совершенную безопасность и всевозможное содействие тем, кто будет послан к нам, если вы пожелаете вести переговоры там, где мы ныне находимся (каковой выбор мы всецело предоставляем вам), рассчитывая на такую же заботу с вашей стороны о безопасности особ, которых отправим к вам мы, если вам будет угодно назначить иное место. Мы заверяем вас, равно как и всех наших верных подданных, что, действуя в полную меру нашего разумения, не упустим, со своей стороны, сделать все потребное, чтобы поддержать истинную протестантскую религию, обуздать папизм и суеверие, защитить законы страны, на которых основываются как наши справедливые прерогативы, так и собственность и свобода подданных, укрепить все справедливые полномочия и привилегии Парламента и сделать таким образом нас самих и народ наш подлинно счастливыми через доброе согласие между нами и обеими Палатами нашего Парламента. Да будет и ваша решимость исполнить свой долг столь же твердой, и пусть все добрые люди молят вместе с нами Всемогущего Господа благословить это предприятие. Если же настоящие предложения будут вами отвергнуты, то Бог отпустит нам вину за всякую кровь, могущую пролиться впоследствии, ибо свой долг мы исполнили до конца. И какого бы мнения ни держались иные о наших нынешних силах, мы заверяем вас, что к этому шагу нас подвигла единственно лишь праведная христианская забота о предотвращении кровопролития, поскольку и людей, и оружия, и денег у нас теперь довольно, чтобы надежно защититься от любых насилий вплоть до той поры, когда Богу угодно будет открыть глаза нашему народу».

Послание это было встречено так, как и предполагал Его Величество: его приняли с оскорбительным высокомерием и неслыханной дерзостью. Граф Саутгемптон и сэр Джон Колпеппер, очень хотевшие быть на месте еще до того, как станет известно о предстоящем их приезде, времени не теряли и явились в Вестминстер рано утром, тотчас по открытии заседаний Палат. Но едва граф Саутгемптон вошел в Палату пэров и занял свое место, как ему приказали, притом в весьма грубой форме, выйти вон; хотя он объявил лордам, что привез им послание от короля, и напомнил, что его присутствие в Палате не может вызывать никаких законных возражений, ибо сама же Палата в свое время дозволила ему сопровождать особу Его Величества. Тем не менее графу пришлось удалиться, и тогда к нему отправили парламентского пристава, чтобы потребовать у него послание, на что граф отвечал, что, по приказу короля, обязан вручить его лично, и отказывается передавать его с приставом — если только лорды не объявят особым распоряжением, что он не должен вручать послание сам. Они так и сделали, граф передал им через пристава послание, получив которое, Палата тотчас же послала ему сказать, что она снимает с себя всякую ответственность за его безопасность, что ему надлежит немедленно покинуть Лондон и что пэры позаботятся о том, чтобы он получил ответ на королевское послание. Выехав из Лондона, граф Саутгемптон остановился в доме одного знатного человека в семи или восьми милях от столицы, где нашел прием более любезный. Пока граф спорил с лордами, сэр Джон Колпеппер имел дело с общинами. Он поостерегся входить в Палату без дозволения, ибо коммонеры постановили, что всякий член, не явившийся в назначенный ими день, лишается права участвовать в заседаниях до тех пор, пока не уплатит 100 фунтов штрафа и не представит удовлетворительного объяснения причин своего отсутствия. Сэр Джон Колпеппер известил спикера о том, что он привез общинам послание от короля и желает вручить его, заняв прежде свое место в Палате. После недолгих дебатов (ибо оставались еще люди, полагавшие равно противным разуму и установленному порядку отказывать члену Палаты — которого еще не обвинили в каких-либо предосудительных действиях и который к тому же входил в состав Тайного совета и всегда пользовался в Палате большим уважением в праве вручить королевское послание со своего места, в качестве законного члена Палаты) общины решительно заявили, что сэр Джон не может участвовать в заседаниях и что он должен передать свое послание у парламентской решетки, после чего немедленно удалиться. Так он и сделал.