Мирослав – князь Дреговичский - Эдуард Мартинович Скобелев Страница 56

закричали вне-зап люди, и упал замертво отрок, ехавший обочь Мирослава: пронзила горло стрела, ятвяжская, со злою отравою, так что не успел молвити ни слова. И искал убийцу Мирослав, але всуе; гадал, кем подослан, и вышло: «Клянущимся в дружбе». Пало подозрение на Ольсича. Реша верные мужи: «Вели пытати». Мирослав же отказался: «Нет улик, а чести мало судити по подозрению». Вскоре случися пожар в княжьем тереме, и сгорела клеть с одрищем, загинули две холопки; Мирослав спасся, и опять не нашли душегубей.

Ветр, пробежавший над полем, идеже след твой? Мгновения источают долгие веки, мелкие беды, капля за каплей, губят великую силу (в человеке). Кто укроется от стрел Стрибожьих? – тлетворное во времёнех живительно, живительное тлетворно, а чистая радость лишь коснется и тотчас исчезнет. Без смысла вечное вне суетного, и великое смешно без ничтожного, але поздно приходит разумение. Стражди, человече, гласит Ильменьское Откровение, стражди, бо нету жизни без страсти; стражди и не робей; страх – все несчастие твое, и все нечистое в тебе – страх.

Воздаю Мирославу: превозмогал страх; и в бедах, умножающихся трудной порою, держал крепко кормило судьбы. Еще не стихли пересуды о пожаре, а уж людье заговорило о новом преступлении. Рокш, племянник Ольсича, убил КНЯЗЯ Улеба, своего отца. Схватили люди злочинца, чтобы казнити по обычаю, забросав каменеми, он же кричал в оправданье, еже отец взял силою его невесту. Отбил княжича мечник Ско-рына; и выпало судити Мирославу. Рокш же был единственным прямым наследником Ольсича; хотел (Оль-сич) спасти княжича и говорил округ: «Станет Мирослав судити пристрастно, хощет лишити мя преемеца». И собирал недовольных, смущая облыжными речеми. Мирослав, пытав княжича и выслушав очевидцей, дознался, еже Улеб силою сходился с невестою сына, дщерью купецкого старшины. Однако, решая по обычаю, казнил смертию княжича на градской площе и на Ольсича, брата Улебова, наложил немалую виру за посрамление девицы в пользу отца ее. И было справедливо. Ольсич же вскопытился, подстрекая людье; подкупом замирился со старшиною и понудил очевидцей отречись от сказанного прежде. И вот всхулили Мирослава, упрекая в жестокости.

Что же торопитись с правым судом? И правда, слу-чаецця, кормит ложь и бесчестие, а искусство князя (в том, чтобы) крепити правду, ибо людье безответно в горячности и не зрит зримое искусным управителем. Како яд врачует, врачует и малая неправда, от большей же неумолимая смерть. Честь среди бесчестных – возможет ли помочи добру? О горько, горько сие бесстыдное признание, але в чем еще вина Мирослава?

Не миновало лета, и вновь всколыхнулось во стольном граде, догукнувшись аж до Кыева и Новгорода: Буен Бык, деревляньскии князь, схватил в своем доме Боголепа, сына Мирославля; застал творяще блуд с женою и боряшетися с ним, и хотяше связати; вбежал на крик сын Быка и ударил Боголепа ножом, Бо-голеп же, защищая ся, убише его. Хитер и коварен, Буен Бык не стал мстити тотчас смертию, но выдал Боголепа турьскому старшине Ольсичу. И пытал Оль-сич Боголепа железами и крючьями. Заспорили Мирослав и Ольсич: кому (из них) вершити суд и приговор? Обычай не возбранял судити сородича, главным же су-диею был князь. Ольсич однако оспоривал, говоря, суд князя лицеприятен, ибо в преступлении уличен сын. Созвали гридей, и (те) высказались в пользу Мирослава. Но не спало бремя с души, был Боголеп любимым сыном; преждь отличался кротостию нрава и послушанием, разумностию и прилежанием в постижении мно-гомудрия жизни. И се открылось, подвержен порокам: брал отай подарки и подношения от нарочитых мужей и от людья, обещая замолвити слово пред Мирославом; жил с княжною Лагодой, сестрою, яко с женой, и родил сына от Весейки, холопки ее; обретя в товарищи пусто-гласов и приживал, пил (с ними) хмельное зелье и творил богопротивное, обижая просточинцев; отнимал коней и дорогую сбрую, не исполнял обещаний. Впроси Мирослав, плача внутри ся, но с твердостию присущей: «Знаешь ли, что должен умрети?» Отвещал Боголеп: «Знаю, батюшко, и готов». И назначили казнь, и в ночь пред казнью повеле Мирослав привести Боголепа в дом, и хоте усадити за стол с яствами, и позва мати (его) и брата; он же рече: «Приведите Лагоду». И вошла, не подымая глаз. И поцеловал руки (ее), и просил отпустити грех, заклиная Могожью; вслед за тем велел ей уйти; и впроси ключевой воды, и даша испити. Испив, рече: «Близок час разлуки, и жизнь завершена, хощу побыти один, яко и бывает человец во днях судьбы. Прости мя, батюшко, не достоин имени твоего, и все простите». Вернися Боголеп в темницю, и плакала княгиня, и Мирослав бысте велми печален. Приде вла-дыко Череда и почаша утешати: «Впроси наутрия людье турьское, хотят ли помиловати, заменив казнь вечным заточением? Аз подучю, и скажут: хотим. Си-це убережешь сына». И не всхоте Мирослав послуша-ти: «Како уберегу, коли не уберег? Не по обычаю совет, сын уж мертв, сушит сердце недостойная смерть его». Казнили княжича на площе, до светанья, и палач триждь рубил выю, ибо осекалась рука его. И поднялись в небо горлицы, и ударил сокол, и сшиб, и упала (одна) птиця на лобное место. Рече волхв, бывши при том: «Се знамение, свершили (мы) по обычаю, але не угодное богам, не праведное». И разошлось людье молча.

Беда же не оставила Мирослава: искала удавити ся Лагода, дщерь, токмо случай спас от погибели: вошед невзначай, увидела холопка и почала вопити, отвращая. И не принимала Лагода пищи, таяла свечою; узнав про то, Хелмор, князь Рутский, из кривичей, пожелал Лагоду в жены; и отдал Мирослав, считая мужем благородным и славным.

Хелмор, присоединив земли своей прежней жены по смерти ее, володел в те поры землею до моря, и мно-зие роды быша вдачи ему; поссорясь с полотьским князем, посадником и подручником Володимирозым, Хелмор едва не завладел всею Полотою, помешали ва-рязи, ударив в спину; и был конюгом [207] их Рыжий Улаф, служивший неколи Ярополку. Але не пересилив, позвал Улаф в помощь ятвязей, и те пошли. Спросил Хелмор Улафа: «Чего ищеши?» Отвещал: «Богатства и славы [208]. Коли не дашь ки того, ни другого, верни становища у моря, кыми владели, ходя в Греки». И стали варязи теснить дружину Хелмора, и хотя (Хелмор) замирился наспех с полотьским посадником, потерпел поражение. Захватив иные из градей и осте-режья, варязи однако затупили мечи. В зиму, егда пришла внезапу стюжа и варяжьи лодии вмерзли в лед, одолел Хелмор, и находники бежали; ушли в свои пределы и ятвязи, пограбив, сколько могли. Вот как (обстояло дело) с Хелмором.