Опасная граница - Томас Дж. Барфилд Страница 50

мирный период, так и в период смуты. В настоящее время династия шаньюя с каждым днем все больше приходит в упадок, а власть внешних областей ежедневно усиливается. Мы должны предпринять все возможные меры предосторожности в отношении варваров… Очистить их территорию, ослабить их войска и воздать им посмертные почести — вот лучший план защиты границы[150].

Лучшей защитой для династии было покровительство кочевникам. Пока она предоставляла им дары и открывала рынки, номады старались вымогать у династии, а не уничтожать ее.

Начиная примерно с 292 г. в правительстве Западной Цзинь не утихали внутренние конфликты. Придворные группировки использовали наемных убийц для устранения соперников. Провинциальные князья начали домогаться власти, ища поддержки у пограничных племен. Эти конфликты достигли своего апогея около 300 г., когда братоубийственные войны разрушили единство Цзинь. Отказавшись поддерживать китайских военачальников, сюнну в 304 г. восстали и создали собственное государство.

Решение сюнну отказаться от пятисотлетней традиции стало результатом действия двух факторов. Во-первых, в результате гражданской войны распалось китайское государство и стало ясно, что преемники Хань не смогут быть надежными покровителями, способными удовлетворять нужды кочевников. Во-вторых, вэйско-цзиньская политика удержания шаньюя в качестве заложника привела к появлению нового — «китаизированного» — типа лидера сюнну, который претендовал на то, чтобы править Китаем самостоятельно.

Шаньюй Лю Юань происходил из царского рода и являлся потомком Маодуня. Будучи заложником при цзиньском дворе, он получил классическое образование. Сюннуский царский род на протяжении длительного времени использовал фамилию Лю, которая являлась также фамилией ханьского правящего дома. Периодически шаньюи сюнну утверждали, что благодаря родству по женской линии со старинным императорским родом они в действительности имеют больше прав на китайский престол, чем узурпаторы из династий Вэй и Цзинь. Располагая пятидесятитысячным войском, Лю Юань основал собственную династию — Северную Хань (в дальнейшем переименованную в Чжао) — и превратился в могущественного противника Цзинь. Сюнну снова оказались первопроходцами. Шаньюй вполне подходил на роль первого иноземного правителя Северного Китая.

Важно понять, почему сюнну основали первое иноземное государство на территории Китая и почему оно просуществовало так недолго. Прежние отношения Хань и сюнну достаточно легко интерпретировать, поскольку эти державы представляли собой части биполярного мира. Пограничные районы были вынуждены присоединяться либо к сюнну, либо к Хань, выбирая между совершенно противоположными типами хозяйства и общества. Мы уже показали, что существовала тесная связь между единством степи и единством Китая, причем последнее способствовало первому. Если единство рушилось, то рушилось одновременно. В эти смутные эпохи народы пограничья, ранее зажатые между Китаем и степью, получали возможность развиваться самостоятельно. Это развитие происходило по-разному, в зависимости от конкретных исторических обстоятельств и мест их обитания.

Эволюционный цикл пограничных династий

Последовательность смены иноземных династий была не результатом действия случайных факторов, а проявлением системной социально-политической последовательности. Происходил переход от менее стабильных к более стабильным государственным формам, причем каждая вновь образовывавшаяся династия готовила почву для преемницы. Эта циклическая последовательность, которая позднее неоднократно повторялась в истории пограничья, происходила по следующей схеме.

1. Когда порядок внутри Китая рушился, наилучшую возможность для проникновения в страну получали пограничные народы, населявшие центральную степь, такие как сюнну. Они обладали значительными военными силами, выкованными в недрах имперской конфедерации. Их превосходная военная организация гарантировала им победу над всеми соперниками на севере Китая. Однако, поскольку они традиционно воздерживались от захвата собственно китайской территории, предпочитая заниматься вымогательством у правящих династий, то опыта руководства оседлым населением им недоставало. Такие династии могли покорять, но не были способны эффективно управлять.

2. Эти милитаристские династии, хотя нередко и могущественные, были недолговечными, и на смену им приходили более совершенные пограничные государства, которые создавали систему управления, соединявшую в себе племенные армии кочевников и бюрократию китайского образца. Такая модель развития обычно реализовывалась в течение жизни двух поколений и имела место на окраинных землях вроде Маньчжурии или Ганьсу. Окраинные земли были географически изолированы и избегали участия в постоянном противоборстве соперничающих милитаристских государств на севере Китая. «Маньчжурские династии», основанные различными племенами сяньби, были не хищниками, подобно милитаристским государствам сюнну, а, скорее, «падальщиками». У них было достаточно сил, чтобы защитить себя от вторжений, но в борьбе с военачальниками юга они не добились больших успехов. Только после того, как из-за плохого внутреннего управления сюннуские династии рушились, маньчжуры устремлялись подбирать их осколки.

3. Ранние маньчжурские династии успешно справлялись с анархией первых лет своего правления, поскольку были хорошо организованы и консервативны. Но после обретения контроля над территорией Северного Китая их консерватизм становился помехой. Содержать многочисленные вооруженные силы и гражданское чиновничество, не прибегая к экспансии, было накладно. Когда же династии этого типа не удавалось захватить остававшиеся независимыми северокитайские государства, она в конце концов становилась жертвой финансового кризиса, который значительно ослаблял ее обороноспособность. Это открывало возможности для создания новых династий, которые основывались пограничными вассалами маньчжурских династий более раннего периода. Воинственные и часто самые нецивилизованные из числа вчерашних вассалов вторгались на юг и устраняли верхушку правящей династии, но старались сохранить ее дуальную военнобюрократическую организацию. Их приход часто приветствовался чиновниками прежней династии, которых привлекали перспективы обогащения и получения новых должностей, появлявшиеся в результате проведения агрессивной захватнической политики. Эта третья волна вторжений приводила к появлению наиболее сильных иноземных династий, которые быстро распространяли свою власть на весь север Китая. Однако они неизбежно становились наследниками династий предшествующих двух типов. Они не могли создать дуальную систему самостоятельно.

Условия, соответствовавшие различным этапам эволюционного цикла, возникали в строго определенных местах границы. У степных племен в центре уже была готовая военная организация. Имея опыт вхождения в кочевую конфедерацию под управлением наследственных племенных вождей, они могли быстро создать военную коалицию и выставить на поле боя внушительные силы. Во времена анархии степные племена были самыми сильными претендентами на власть. Вместе со старым кочевническим прошлым они наследовали и соответствующую стратегию поведения: атаковать слабые места врага, жить за счет грабежа, стремиться к тому, чтобы уничтожить соперника, а не обратить его в бегство. О том, как организовать систему управления оседлым населением, они предпочитали не думать.

Более сложное государственное устройство было у государств, возникавших в районах, находившихся вне зоны основных конфликтов, на территории которых могли одновременно проживать китайцы и представители племенных народов. В этих регионах правители, опираясь как на опыт, так и на эксперимент, научились организовывать и использовать дуальную систему управления в ограниченном масштабе, в котором политические ошибки не были столь фатальными. Наиболее перспективным районом для такого диверсифицированного развития была пограничная маньчжурская область в бассейне реки Ляохэ. Здесь, на территории сравнительно небольшого государства, могли одновременно