Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982 - Синицын Федор Леонидович Страница 50

До широкого внедрения материального стимулирования в умах советских людей присутствовало некоторое смешение, неотделение морального и материального стимулирования — очевидно потому, что второе использовалось слабо и шло «довеском» к первому. В мае 1965 г. в Ленинграде представители рабочей молодежи предлагали «решить на моральных стимулах» вопрос поощрения тех, кто хорошо работал и добился звания «коммунистической бригады», в виде прибавки к дней отпуску (эти дни следовало «снять с прогульщика»)[916]. Однако отпуск на самом деле — это скорее материальное поощрение. Действительно, отделить «материальное» и «моральное» в этом аспекте трудно. Американский марксист П. Суизи считал, что спор об этом вообще неправомерен, «так как в обоих случаях предусмотрены материальные блага»[917]. Действительно, при награждении орденами, медалями и др. (вроде бы «чисто моральное» стимулирование) человек мог получать определенные материальные льготы (надбавку к пенсии и пр.).

Власти СССР видели лучшим решением сочетание материального и морального стимулирования, которые, как считалось, «взаимно усиливают действие друг друга». Для этого требовалось «удачно выбирать формы» стимулирования «соответственно конкретным условиям»[918], т. е. искать между ними баланс. Однако с конца 1966 г. моральное стимулирование практически было «забыто» в пользу максимизации материального[919]. Власти понимали, что в условиях формирования «общества потребления» и курса на рост уровня жизни приоритет должен быть дан материальному поощрению как наиболее эффективной системе стимулирования труда.

Для компенсации противоречия между «идеалами» и материальным стимулированием труда советские идеологи пытались доказать, что материальное и моральное поощрение даже при превалировании одного из них идут рука об руку, что это «две стороны одного и того же явления». Было объявлено, что «материальные и моральные стимулы в труде отождествлять нельзя, но нельзя их [и] противопоставлять»[920].

Таким образом, ответ властей СССР на вызов «материального фактора» относился к «идеологической сфере», так как вопросы благосостояния, уровня жизни были признаны имеющими важное идейно-политическое значение. Этот ответ стал также и элементом контроля за массовым сознанием, связанным с направлением поведения граждан страны в экономической сфере. Формулирование ответа на вызов «материального фактора» в «позитивном» ключе было закономерным ввиду базирования принятой в Советском Союзе концепции «развитого социализма» на «экономической», а не «духовной» основе.

Глава III

ВНУТРЕННИЕ ПРОБЛЕМЫ НЕ РЕШЕНЫ

3.1. «Сближение с идеалом»: оценка советским руководством своих идейных исканий

Власти СССР констатировали успех новой концепции идеологии и считали, что она адекватно описывает текущее состояние страны — «реально существующее социалистическое общество». Последнее, в свою очередь, было признано соответствующим изначальной задумке творцов марксизма-ленинизма. В 1970 г. на совещании в ЦК КПСС сотрудник Отдела пропаганды и агитации Л.А. Вознесенский заявил, что СССР находится «на таком этапе, когда происходит реальный процесс сближения практики социализма с его идеалом». В 1975 г. Н.Н. Иноземцев и А.Г. Милейковский писали, что теперь капитализму «противостоят не только марксизм-ленинизм в качестве теории классовой борьбы, но и реально существующий социализм со своей экономической системой, обеспечивающей благосостояние народа и наиболее благоприятные условия для расцвета человеческой личности»[921].

По мнению властей, новая концепция идеологии подтвердила пригодность существующей советской модели для дальнейшего устойчивого развития страны[922]. М.А. Суслов в 1968 г. сделал вывод, что советские люди «теперь яснее представляют, по какому пути… идти к коммунизму» (этот путь был обозначен концепцией «развитого социализма», так как «совершенствование, повышение зрелости» и являлось «строительством коммунизма»). В 1981 г. В.В. Загладин отметил, что «социализм уверен в правильности избранного им маршрута, совпадающего с магистральным путем развития всего человечества — с путем безграничного социального прогресса»[923].

Идеологи считали, что разработкой концепции «развитого социализма» партия вдохнула новую жизнь в марксизм-ленинизм и продемонстрировала способность дать ответ на вызовы времени. В 1970 г. С.П. Трапезников сделал вывод об усилении «классовой направленности и политической идейности» общественно-научных исследований. Г.Л. Смирнов, выступая на совещании в ЦК КПСС в феврале 1971 г., отметил, что предыдущие годы были «периодом интенсивной идейно-теоретической деятельности партии», а Л.Н. Москвичев в том же году указал, что в итоге «маркистско-ленинская общественная наука… обогатилась новыми принципами, новыми положениями»[924].

Одним из важных достижений идеологической работы считалось преодоление раскола в советском обществе, вызванного разоблачением «культа личности» и другими идеологически значимыми моментами. На совещании у Л.И. Брежнева в январе 1971 г. П.Н. Демичев отметил, что «мероприятиями к 50-летию Советской власти, 100-летию со дня рождения Ленина был сделан переворот» в плане сглаживания «вредных колебаний» в советском обществе. Брежнев был уверен, что удалось найти «баланс» в «проблеме Сталина», в том числе в июне 1970 г. «хорошо прошла» акция по установке бюста этому руководителю у Кремлевской стены (бюст стал первым памятником И.В. Сталину, установленным в СССР после «десталинизации»). На совещании в декабре 1975 г. генсек напомнил о заслугах партии по преодолению «негативного» политико-идеологического наследия Н.С. Хрущева, когда после свержения этого лидера новое руководство КПСС приложило огромные «усилия и способности», и в итоге «разъединенную партию соединили»[925].

Оценка властями Советского Союза состояния массового сознания и общей ситуации в стране была положительной. До переработки идеологии основанием для таких выводов были, как заявил в ноябре 1966 г. на заседании Политбюро П.Н. Демичев, «успехи в промышленности, в сельском хозяйстве, в правильной политике ЦК партии и нашего правительства, во внешнеполитическом курсе и внутренней политике»[926].

После внедрения концепции «развитого социализма», которая, как считалось, открыла «широкие возможности всестороннего развития личности каждого трудящегося», руководители страны стали больше говорить про успешность именно идеологических мероприятий. В январе 1971 г. на совещании в преддверии XXIV съезда КПСС Л.И. Брежнев заявил, что «и партия, и все наше советское общество пришли к съезду как никогда идейными», а страна «выдержала немало испытаний» в международной «борьбе идеологических фронтов»[927].

Значительный упор в оценках был сделан на поддержке власти со стороны народа. На том же совещании Брежнев отметил, что партийцы умеют «работать с массами», и в итоге — «массы с ними», т. е. с партией. Он заявил, что «теперь народ наш убедился в правильности нашего учения, в правильности пути, по которому партия его ведет. Молодежь идет в комсомол, партия наша растет». Заведующий отделом культуры ЦК КПСС В.Ф. Шауро подчеркнул, что «никогда в нашей стране интеллигенция не была так близка к партии, как сейчас». П.Н. Демичев дополнил эти выводы высказыванием, что «весь народ поддержал» роль СССР в «чехословацких событиях» и «событиях с китайцами»[928](очевидно, имелось в виду вооруженное столкновение на о. Даманский в 1969 г.).