Орел, Кецаль и крест - Ростислав Васильевич Кинжалов Страница 45

Звучит перезвон колокольчиков,

Веет ветерок, кружа пыль,

Радуется Ипальнемоа,

Раскрывают цветы щитов свои венчики…{80}

Практически здесь лишь слово «щиты» указывает на военную тему, ибо даже упоминаемое божество — Ипальнемоа означает «Тот, которым мы живем», или «Податель жизни». Но в следующих строчках картина становится ясной:

Здесь владычествует страх,

Весь мир дрожит,

Здесь, посреди равнины,

Место посвященных цветочной смерти{81}.

И заканчивается стихотворение чисто воинским кличем:

Посреди равнины

Наше сердце жаждет смерти,

От обсидианового ножа

Жаждет наше сердце смерти,

Смерти на войне!{82}

Наиболее яркой поэмой, выражающей эту милитаристскую идеологию верхушки Теночтитлана, является «Ночная песнь» большой трилогии из «Мексиканских песен»:

Вечной славой покрыт

Наш город Теночтитлан.

Никто в нем не боится смерти —

Вот в чем наша слава!

Вот появление нашего бога!

Помните это, о знатные,

Не забывайте никогда!

Кто может завоевать Теночтитлан?

Кто осмелится сотрясти основание небес?

Нашими стрелами,

Нашими щитами

Существует город!

Стоит навеки Теночтитлан!{83}

Но существовали и иные направления в лирике народов науа. Возможно, некоторые из них должны быть связаны с именем знаменитого правителя Тескоко, поэта и философа Несауалкойотля (1402–1472). С его личностью связано много легенд, и поэтому далеко не все стихотворения, автором которых он называется, принадлежат его перу. Положение осложняется еще тем, что его прозвище Йойонцин было именем другого поэта. Именно так считает известный исследователь литературы науа А. М. Гарибай{84}. Однако с уверенностью можно сказать, что некоторые песни о дружбе, о вечности поэтического слова по сравнению с материальными ценностями принадлежат именно ему:

Я, Несауалкойотль, спрашиваю:

Разве не так мы живем на земле?

Не вечны мы на земле, и все не вечно!

Вот нефрит, но и он разламывается,

И золото разрушается,

И перья кецаля рвутся!

Не вечны мы на земле, и все не вечно!

Постоянно лишь цветущее дерево дружбы…{85}

Эта тема развивается после Несауалкойотля и другими поэтами, в частности знаменитым Куакуацином:

Да здравствует дружба,

Узнаем друг друга,

Лишь только цветами

Может восхитить наша песня!

Мы уйдем в его дом,[15]

Но наши слова, наша песня

Будут жить здесь, на земле!

Овайа, овайа!

Мы уйдем, оставив после себя, овейе,

Нашу печаль, нашу песню!

Этим мы будем известны,

Останется истиной песня!

Мы уйдем в его дом,

Но наши слова, наша песня

Будут жить здесь на земле!{86}

Несауалкойотль, по-видимому, сыграл необычайно большую роль в духовной жизни народов Мексиканского плоскогорья в последнее столетие перед испанским завоеванием. Из-за недостатка источников и противоречий в имеющихся невозможно проследить это влияние в полной мере. Тескоканский владыка был крупным государственным деятелем, храбрым воином, удачливым полководцем и тонким дипломатом, мудрым законодателем, талантливым строителем и инженером (по его плану строилась плотина, защитившая Теночтитлан от опустошительных наводнений). Большой интерес вызывают его религиозные и философские взгляды. Несауалкойотль отрицал человеческие жертвоприношения и создал культ Ипальнемоани — явная попытка своеобразного пантеизма. Частое упоминание имени этого божества в антологиях «Мексиканские песни» и «Романсы сеньоров Новой Испании» наглядно показывает влияние философских идей Несауалкойотля на последующее поколение.

Несомненно, что поэтическая школа Тескоко формировалась под влиянием его произведений и взглядов. Характерно и то, что друг Куаутемока, знатный ацтекский воин Темилоцин, незадолго до испанского завоевания пишет поэму, повторяющую поэтическое кредо Несауалкойотля. Этот факт показывает, что даже в Теночтитлане, твердыне жестокого культа крови и насилия, по крайней мере среди некоторых, наиболее широко мыслящих людей распространялись и укреплялись гуманные идеи великого сына Тескоко. Не случайно поэтому, что и в современной Мексике личность этого мыслителя пользуется широкой популярностью (его именем, в частности, назван город-спутник столицы Мексики).

К другим разновидностям принадлежат стихотворения, называемые чалъкакуикатлъ — «песня в стиле чалько» или отомкуикатль — «песня в стиле отоми».[16] Об этих разновидностях мы в сущности ничего не знаем. По содержанию они ничем не отличаются от перечисленных выше. Возможно, что в их названиях отражен характер сопровождавшей песню музыки, как это имело место в Древней Греции (например, песня на фригийский лад, песня на дорийский лад и т. д.). Выше уже упоминались куэкуэчкуикатлъ — песни чисто эротического содержания. Другие названия явно указывают на исполнителей или на круг слушателей, для которых были предназначены такие произведения: сиуакуикатль — «песня женщин», пилькуикатлъ — «песня детей» и др.

Наконец, следует упомянуть об одном совершенно уникальном явлении в поэзии науа — поэме Текайеуацина, правителя Уэшоцинко, сочиненной, вероятно, около 1490 г. Это произведение представляет собой своеобразный переход от чисто лирической к драматической поэзий. Оно содержит описание действительного или воображаемого собрания поэтов и мудрецов, состоявшегося в доме Текайеуацина.

В нем приняли участие семнадцать человек; гости расположились в тени большого мексиканского кипариса, в саду хозяина дома. Слуги подали чаши с взбитым шоколадом и табак. Темой разговора, или диспута, стал вопрос об истинном значении поэзии.

Начинает его сам Текайеуацин. Он приветствует своих гостей и выражает желание узнать, что они думают о значении цветов (синоним песен), поэзии, искусства. Возможно ли, — спрашивает он, — узнать их происхождение, истинны ли слова, сказанные поэтом, или это лишь плоды его воображения, каково назначение поэта?

Ответы на эти вопросы построены в виде больших или коротких стихотворений, которые один за другим произносят гости. Старший из них Айокуан, правитель Текамачалько, или Куаутинчана, считает, что поэзия и искусство — дары богов, но выражает сомнение в долговечности песен, он не знает, будут ли они существовать в том, другом мире после смерти их творца, хотя они останутся как память о нем на земле. Он спрашивает себя и присутствующих: есть ли на том свете такие вещи, как радость, дружба, поэзия?

Акиауцин (возможно, второе имя известного поэта Шакайамачана) избегает прямого ответа на вопрос о происхождении поэзии. Он говорит, что цветы и песня для него — это обращение к Ипальнемоани, который выражает себя по временам в изобразительном искусстве и символике. Но в большинстве случаев мы можем только сказать, что ищем его среди цветов,