Наследие Рима. Том 2. Kрестовые походы - Олег Николаевич Слоботчиков Страница 41

Роберт Нормандский и граф Фландрии не без волнения попрощались с Годфруа, которого им больше не предстояло увидеть. Он остался один, с горсткой людей, в покоренной Иудее, посреди мира врагов. Он умолял двух князей не забывать его, когда они вернутся во Францию, чтобы поспешно прислать к нему подкрепление.

Из стольких баронов, которые покинули Европу ради освобождения Святых мест, Годфруа де Бульон оставил с собой для защиты своего завоевания только норманнского принца Танкреда. Солдат, столь же пылкий и смелый капитан, как его дядя Боэмунд, Танкред привнес в свою страсть к завоеваниям больше относительной морали и преданности, чем он. Намного моложе Годфруа, он согласился служить по его приказу и верно служил. Именно Танкред покорил Галилею, начиная с места Тверии, которую Годфруа уступил ему как вотчину.

«Он держал землю так хорошо и так мудро, – сообщает нам летописец, – что он был прославлен Богом и возрастом». Заимствуя их тактику у арабов, он возглавил настоящие восстания во вражеской стране и каждым ударом возвращал значительную добычу в Тверию и Иерусалим. Он даже прошелся огнем и мечом к востоку от Тивериадского озера, в провинции Савад, которая входила в турецкое царство Дамаск, и обложил его данью. Между двумя походами он великолепно украсил святилища Назарета.

Чуть позже ему предстояло отобрать у египтян порт Каифа. Как и личность Танкреда, личность Годфруа, кажется, произвела впечатление на арабов. Во-первых, своей простотой, которая напомнила им первых сподвижников Пророка.

Во время осады Арсуфа (мы уже упоминали этот эпизод) несколько шейхов пришли принести дань – продукты своей земли: хлеб, оливки, инжир, изюм. Они нашли Годфруа сидящим на земле, в своей палатке, на земле. Когда они увидели его таким, они удивились: «Как этот грозный принц, который пришел издалека, чтобы расстроить все дома, который уничтожил столько армий и завоевал столько стран, довольствовался ли он одним? Скромным окружением, без ковров, шелковых простыней, без королевской одежды и стражей?»

Через переводчика исповедник Гроба Господня ответил стихом Священного Писания: «Человек должен помнить, что он всего лишь прах и что он обратится в прах».

В хронике говорится, что они ушли, преисполненные восхищения. Были первые контакты, в которых католический аскетизм и мусульманский аскетизм – как однажды доказал отец Фуко – оказались гораздо ближе, чем они могли подумать. Рыцарское чувство, столь сильное среди арабских шейхов, также начало сближать их с франками. Они говорили под большими шатрами об огромной силе Годфруа. Повелитель пустыни (мы упоминали об этом эпизоде выше) захотел убедиться в этом.

Он запросил охранную грамоту, получил ее и был представлен герцогу. «Он приветствовал его луком, согласно арабскому обычаю, и спросил, действительно ли он способен разрезать, как утверждается, шею верблюда одним ударом меча. И он показал огромного взрослого зверя, которого он для этого привел с собой. Герцог вытащил меч, ударил верблюда по шее, где он был самым толстым, и разрезал его пополам так же легко, как если бы это была гусиная шея. Ошарашенный бедуин перед уходом протянул вождю франков свою самую богатую посуду».

В то время как Годфруа дe Бульон в Палестине закладывал основы будущего Иерусалимского королевства, Боэмунд в Сирии заканчивал основание княжества Антиохия.

В конце концов это был его прекрасный город Оронт, объект его упорной алчности, город, который он завоевал в тяжелой битве с турками, чьих греков он искусно отвадил и с которыми, в конце концов, ему пришлось спорить из-за зависти графа Ту-лузского.

Отъезд других крестоносцев в Иерусалим в январе 1099 года оставил его мирным хозяином. Чтобы завершить свою работу, ему теперь нужен был большой морской порт, в данном случае город Лаодикий, наша Латакия. Но незадолго до этого Латакия была оккупирована ее старым противником Раймундом Сен-Жилем и передана им византийцам.

Боэмунд, не колеблясь, пошел и осадил византийский гарнизон. Мощная пизанская эскадра только что бросила якорь в Сирии под командованием архиепископа Пизы, энергичного Даймберта. Боэмунд предложил пизанцам напасть на Латакию с моря, в то время как он прижал ее к суше, что пизанцы, уже борющиеся с Византией, с готовностью приняли. Но союзники рассчитывали победить и без Раймунда де Сен-Жиля. Осада продолжилась, когда в сентябре 1099 года он, возвращаясь из Иерусалима, предстал перед Латакией.

Граф Тулузский чуть не задохнулся от негодования. Таким образом, пока он шел, чтобы освободить Иерусалим, Боэмунд, который даже не участвовал в марше по Святому городу, воспользовался его отсутствием, чтобы напасть на место, которое он, Сен-Жиль, торжественно передал византийцам! Раймон вызвал Боэмунда, чтобы снять осаду. Боэмунд приготовился сопротивляться, но пизанцы, не желая начинать свой крестовый поход с битвы между латинянами, бросили его.

Архиепископ Даймберт, узнав о прибытии южных крестоносцев, сыгравших такую большую роль в освобождении Гроба Господня, побежал им навстречу. Хроника показывает, как он «бросается на шею жителей Тулузы, молодых и старых, проливая слезы радости». Далее следуют очень красноречивые слова: «Приветствую вас, сыновья и друзья живого Бога, которые, оставив ваши семьи и ваше имущество, без колебаний рискнули вашей жизнью так далеко от вашей родины, посреди этих многих варварских народов, во славу Господа!

Никогда еще христианская армия не совершала таких подвигов!

Эта красивая речь была тепло принята. «Если вы такие христианские чувства, – ответил Сен-Жиль, – как вы участвовали в осаде христианского города?

На следующий день, когда Боэмунд удалился в Антиохию, Сен-Жиль вступил в Латакию, где знамя Тулузы гордо парило рядом с византийскими знаменами. Однако, несмотря на дефолт Даймберта, его соглашение с Боэмундом сохранялось. После того, как их планы относительно Латакии провалились, два союзника вместе совершили паломничество в Иерусалим.

21 декабря 1099 года их принял Годфруа де Бульон в Священном городе. И сразу же по инициативе Даймберта встал вопрос о патриархате.

На следующий день после взятия Иерусалима капеллан графа Нормандии Арнул Малекорн, очень умный священнослужитель, обладающий замечательным природным красноречием, но политический интриган и чья жизнь была лишена святости, был более или менее избран патриархом.

Даймберту не составило труда показать пороки таких выборов. Он низложил Арнула и назначил себя на патриарший престол вместо него. На самом деле в любом случае было глубоко прискорбно, что выбор столь важного поста был навязан местной политикой, а не