Древний Египет - Борис Александрович Тураев Страница 35

Достаточно известны рассказы греческих писателей о покорении Египта персами после битвы при Пелусии, сдачи Мемфиса и пленения царского семейства. Дело, по-видимому, не обошлось без измены, как в Лидии, Мидии и Вавилоне; Ктесий говорит определенно о том, что вельможа Комбафей открыл Камбизу «мосты и прочие дела египтян». Наводит на подозрение и замечательный текст — автобиографическая надпись на находящейся в Ватиканском музее статуе первого сановника государства, верховного жреца Нейт и адмирала флота Уджахорреснета. Он говорит: «Когда прибыл великий царь, государь всех стран Камбиз и с ним азиаты всех стран, он воцарился над всей этой землей. Он был великим царем Египта, великим властителем всех стран. Приказал он мне быть рядом с ним... Я составил ему титул «Царь Верхнего и Нижнего Египта Месут-Ра». Я дал познать его величеству величие Саиса, седалища Нейт... вместе с учением о величии обители Нейт — неба во всех видах его. Это — тайна всех богов... Я просил его величество прогнать азиатов, осевших в храме Нейт, и вернуть храму его благолепие... Повелел он очистить храм Нейт... справлять все его праздники, как было издревле... Прибыв в Саис, он сам направился к храму Нейт, простерся пред величеством Нейт, как это делали цари, и совершил великую жертву... Сделал он так, ибо я дал ему познать величие Нейт, матери самого Ра...» Автор этого необычайного по важности памятника слишком скоро вошел в милость нового владыки Египта, который и сам вошел в роль фараона и дал посвятить себя в таинства египетской религии — в Египте он повторил то, что его отец совершил в Вавилоне, проводя идею «царства стран», объединенных личною унией.

Предание, сохраненное Геродотом, наоборот, сообщает о жестокой расправе Камбиза с египтянами и о поругании им их религии. И документы иудейской колонии на Элефантине, открытые в 1906–1908 гг., говоря о разрушении своего храма, вспоминают, что «Камбиз, когда пришел в Египет, нашел этот храм уже выстроенным, и в то время, как все храмы египетских богов были разорены, нашему храму никем не было причинено никакого вреда». Сам Уджахорреснет далее в своей автобиографии говорит: «Я спасал людей во время величайшей бури, подобной которой не было во всей земле...» Очевидно, настроение Камбиза изменилось после его неудачного похода в Нубию и происшедшего, вероятно, в связи с ним восстания в Египте. Во всяком случае Камбиз оставил по себе в Египте недобрую память, несмотря на то что национальная гордость изобрела легенды, связывающие династически персидский царский дом с саисским до узурпации Амасиса и выставляющие его настоящей XXVII династией, более законной, чем конец XXVI. Это стремление доказать непрерывность фараоновского Египта весьма характерно для миросозерцания народа.

К Дарию I предание относится более благосклонно: оно дает понять, что он старался загладить впечатление, оставленное Камбизом, и причисляет его к законодателям. Он действительно носил фараоновское имя Сетету-Ра (Подобие Ра) и оказывал стране милости через известного нам Уджахорреснета, который сам отправился в Сузы, где, подобно Эздре, добился указа о восстановлении медицинской школы при саисском храме. Персидские цари вообще дорожили успехами медицины и хорошими врачами, и Дарий охотно поручил египетскому вельможе снабдить высшую школу необходимыми учебными пособиями и открыть прием «книжников» (вероятно, студентов) исключительно «сыновей особ», чтобы «не было среди них простолюдинов» — так далеко ушла в это время кастовая исключительность... «Поступил так», прибавляет надпись, «его величество, ибо знал пользу искусства...»

Дарий и лично посетил Египет; от имени его предпринимались постройки храмов и в долине Нила, и в Великом оазе; в Хаммаматских рудниках имеются иероглифические надписи его архитекторов, носящих персидские имена, но молящихся египетским богам. Дарий повелел провести канал к Чермному морю, и об этом великом деле была в пяти экземплярах поставлена надпись на четырех языках: персидском, вавилонском, эллинском и египетском. Последняя по редакции совершенно отличается от трех первых и представляет обычную египетскую царскую надпись, может быть, составленную тем же Уджахорреснетом. Здесь Дарий именуется «рожденным Нейт, владычицей Саиса, владыкой всего, что обходит диск солнца. Нейт признала его своим сыном и простерла ему свою руку с луком для повержения врагов, когда он еще был во чреве матери... Он, царь Верхнего и Нижнего Египта, расширяет его границы, и все иноземцы идут к нему с дарами и работают для него...» Между тем в персидской версии этот самый превращенный в правоверного фараона Дарий прямо заявляет: «Я — перс, и из Персии подчинил Египет». Возможно, что он намекает на устранение подозрительного сатрапа Арианда. В конце его царствования, под впечатлением Манефона, и египтяне сделали попытку вернуть самостоятельность. Восстание это удалось усмирить уже Ксерксу, после чего положение Египта было значительно ухудшено.

Идея «царства стран» при Ксерксе уступает место деспотической централизации. Цари перестают считаться с государственностью покоренных стран, они прекращают свое усердие к местным божествам. Имена Ксеркса и Артаксеркса писались египетскими иероглифами, но исключительно как транскрипция персидских; фараоновских имен для них уже не составляли; официальным языком в Египте, как и вообще на всем западе Персидской монархии, был арамейский. После смерти Ксеркса произошло новое восстание, на этот раз более упорное, поддержанное афинянами; греки упоминают даже об египетских царях Инаре и Амиртее.

Повышенное настроение египтян можно видеть и из Геродота, который путешествовал вскоре после подавления восстания. Ему рассказывали, что египтяне — древнейший народ, насчитывающий XVII тысячелетий исторического существования; что боги всех народов происходят от их божеств, что фараоны владели скифами и колхами и доходили до Фракии, объехали с завоевательными целями южное море до пределов возможного плавания, и т. п. Дарий II снова оказал внимание египетской государственности и религии — он именуется как фараон Мери-Амон Ра (возлюбленный Амоном-Ра); от его имени редактированы красивые богословские гимны Амону в храме Великого оаза. Но было уже поздно — в конце его царствования начинаются волнения, перешедшие затем в восстания. Еще в 410 г. до Р. X. сатрап Египта Аршама отправился к царю с докладом о тревожном положении в стране. В это время жрецы на о. Элефантине, до которого уже докатилась волна восстания из Дельты, расправились с ненавистными для них евреями, составлявшими значительную часть гарнизона местной пограничной крепости. Для них они были олицетворением иноземного ига; персидское правительство, кроме того, оказывало этим своим слугам всякое