Этруски - Жан-Ноэль Робер Страница 34

lusus Troiae, как это было описано Виргилием: двенадцать всадников выполняют танец очень сложной конфигурации, который поэт сравнивает с танцем в лабиринте. Асканий, сын Энея, возобновил эту игру (lusus) по случаю основания Альбы, причем вне всякого погребального контекста. Рисунки на вазе, датирующиеся VII веком до н. э., позволяют думать, что вначале lusus Troiae заключались в одновременных пеших и конных парадах и совершении обрядов инициации. Воспоминание об этом сохранилось в салийском ритуале.

Итак, хотя мы и не знаем символического смысла этого древнего ритуала, представляется, что он мог быть связанным с церемониями инициации молодых людей. Например, в Риме праздник Мамуралия (14 марта, канун нового года в первом календаре) кажется эхом именно этого обряда. В тот же день салии выгоняли из города человека, одетого в шкуру козы, что воплощало легендарного Мамурия Ветурия, то есть кузнеца, которому Нума поручил заботу о том, чтобы воспроизвести в одиннадцати экземплярах анкил, посланный Юпитером[44].

Интересное исследование Л. Деруа позволило выявить этрусское происхождение имени Мамурий (Mamurius). Mar- (латинский корень, означающий «молот») лежит в основе имен Марс, Мамарс и Мамурс, хорошо известных по этрусским надписям. Суффикс -ce эквивалентен латинскому суффиксу -ius. Имя Мамурий обозначает кузнеца, который играл специфическую роль в древнем обществе. Ее функция и магическая власть заключались в добыче и переработке руды, а это давало ему способность быть инициатором для подростков. В древних цивилизациях юноши имели обычай символически изгонять своего инициатора, а днем принятия в общество новых граждан в Риме являлось 17 марта.

Кажется интересным отметить, что существование братств подростков в Этрурии было, вероятно, свойственно для аристократии. Ваза из Бизенцио, извлеченная из этрусского некрополя около озера Больсена и датируемая концом VIII века до н. э., дает нам иллюстрацию этого. Ее вершина покрыта любопытными маленькими бронзовыми статуэтками, держащими круглый щит в левой руке и палку в правой. Они, как кажется, жестикулируют каким-то странным образом. Люди словно танцуют вокруг связанного животного на вершине вазы. Предназначался ли этот магический танец для обеспечения защиты стад? Или это был обряд, связанный с охотой? Мы этого не знаем. Своим вооружением и своим танцем эти персонажи напоминают салиев. Но, возможно, речь идет только об обряде очищения.

Реальность и значимость обрядов инициации для подростков не вызывают никаких сомнений как в Этрурии, так и в других цивилизациях. Между тем ввиду недостаточности информации этот широкий пласт магического мышления древних ускользает от нас, лишая нас понимания того, что придавало смысл их существованию.

VI

Религия

Сведения о религии этрусков сохранились лучше, чем о других сторонах их жизни. В вопросе религии этруски пользовались вполне оправданной и одновременно обманчивой репутацией, основанной на восхищении и почтительности, которые римляне испытывали к ним в этой области. Хорошо известна, например, знаменитая фраза историка Тита Ливия (V, 1, 6), в которой он описывает этот народ так: «А народ этот более всех других привержен религиозным обрядам, тем паче что отличается особым умением их исполнять». Эта репутация была вполне оправдана, так как этруски развили такое сложное религиозное искусство, что римляне попали под его влияние. По сути, это было единственное превосходство этрусков, которое они признали над собой, позаимствовав этрусскую религиозную практику и создав институт гаруспиков-предсказателей. Вместе с тем это была весьма обманчивая репутация, так как этруски не рассматривались другими народами (греками, например), как «самые религиозные из людей». Это признание пришло позже, а до этого тосканцы рассматривались в большей степени как прожигатели жизни или грозные пираты, чем как богомольцы!

Ко всему прочему, религия в процессе развития Этрурии была формализована относительно поздно, к середине VII века до н. э., причем произошло это под греческим влиянием, после принятия эллинских мифов, после начала имитаций их священной архитектуры и очеловечивания божеств. Это превращение сопровождалось развитием процесса урбанизации.

Если этрусская религия в своей более поздней форме и очаровала римлян, то лишь потому, что она сильно отличалась от их религии. Прежде всего (и это очень важная характеристика), она была единственной в Западном Средиземноморье (и даже в большей части Восточного Средиземноморья) книжной религией. Все ее откровения были отражены в специальных книгах, которые римляне иногда переводили с теми или иными приближениями. Обряды, отношения с богами, интерпретация божественных пожеланий — все было систематизировано и требовало длительного изучения, которое делало жреца настоящим экспертом, призванного управлять религиозной жизнью. Римские аристократы посылали своих сыновей учиться в Этрурию, чтобы те могли совершенствоваться в религиозной науке, в знаменитом «Этрусском учении» (disciplina etrusca).

Религиозное мышление этрусков отличалось от религиозного мышления римлян. В Риме religio предполагало как людей, так и богов во взаимном общении. Тосканцы же, напротив, должны были обращаться к специалистам в «Этрусском учении», чтобы узнать волю богов, которая определяла на будущее их поведение. В этом заключалось одно из главных расхождений между двумя менталитетами. Гадание у римлян не практиковалось. Авгуры наблюдали за полетом птиц только для того, чтобы знать, одобряют боги или нет то действие, которое должно было быть совершено незамедлительно. Именно так Клавдий во время Первой пунической войны выводил на палубу корабля священных цыплят, чтобы узнать отношение богов к сражению, которое он собирался дать тем же утром. Отсутствие аппетита у домашних птиц доказывало божественное неодобрение. И он должен был сам решать, следовать ему за этим знаком или нет. В Этрурии полет птицы, ее цвет, ее крик были носителями совсем другого значения, чем банальное божественное согласие, для жреца, способного трактовать те или иные предупреждения богов. Очевидно, эта наука могла оказаться в руках шарлатанов, которые ослепляли простых людей своим не поддающимся проверке знанием. Множество таких случайных пророков ходило по деревням, и Катон советовал фермерам избегать контакта с ними. Тот же Катон утверждал, что два гаруспика не могли встретиться друг с другом без смеха, а такие утонченные умы, как Цицерон, умели устанавливать ироническую дистанцию между собой и этими «прорицателями».

Однако этруски произвели впечатление и оказали сильное влияние на римлян. Это легко увидеть, например, по жертвенному обряду. В Риме жертва позволяла жрецу осмотреть ее внутренности (exta), чтобы из этого сделать заключение о согласии или несогласии богов относительно того или иного действия. Непрепятствование божеству позволяло обеспечить религиозный баланс (pax deorum) и придавала успокоительное чувство божественной защиты. В Этрурии изучение внутренностей, в частности, печени было более тщательным; из этого жрец заключал, от какого бога исходит недовольство, и указывал судьбу, которая ожидает сообщество, если оно станет соблюдать ритуал, ему предписанный.

К несчастью, детали подобных церемоний и тайны этой