ТАЙНЫ ФАЛЬСИФИКАЦИИ - Владимир Петрович Козлов Страница 32

Сибирь первого писателя, захотевшего выказать себя государственным человеком» – можно видеть намек на А. Н. Радищева20

Итак, Лихоткин убедительно показал, что «Завещание» не являлось произведением Екатерины II и не могло принадлежать перу русского человека. Иначе говоря, перед нами – очередная фальшивка зарубежного происхождения. Кто и почему решился на ее изготовление?

Лихоткин и на эти вопросы дает аргументированные ответы. Вслед за французским биографом Марешаля, М. Домманже, он считает автором «Завещания» Марешаля. В Пользу этой точки зрения Лихоткин приводит несколько соображений. Он обратил внимание на то, что «История России», где в качестве приложения было помещено «Завещание», доведена до 1789 г. – года начала Французской революции. Между тем общая концепция русской истории у Марешаля исходила из главной идеи: история России является «суммой преступлений» ее правителей. Точно так же автор пишет и об эпохе царствования Екатерины II, которую, по его мнению, можно разделить «на две части: частные преступления и публичные злодеяния». «Завещание» являлось историко-публицистическим продолжением «Истории России». Оно, пишет Лихоткин, рисует образ «идеального во всех отношениях деспота, в совершенстве постигшего сложную и тонкую науку угнетения», для которого хороши все средства в достижении неограниченного самовластия, который прошел школу просветительства и понял, насколько оно опасно для самодержавия21. Этот образ резко контрастировал с тем образом русской самодержицы, который стал известен Европе после издания в 1784 – 1878 гг. ее переписки с Вольтером.

Собственно говоря, «Завещание» написано на основе и как бы в противовес этой переписке. Уже сам стиль «Завещания» – эпистолярный – подражал доверительному тону писем Екатерины II к Вольтеру. Но если в переписке императрицы с Вольтером перед читателем представал идеальный монарх, стремящийся действовать по правилам «просвещенного абсолютизма», то со страниц «Завещания» вырисовывался его подлинный облик правителя макиавеллиевского типа, использующий ложь, жестокость, вероломство. «Этот контраст, – подчеркивает Лихоткин, – между Екатериной из переписки с Вольтером и Екатериной наедине с собой был метким и точным ударом по теории просвещенного абсолютизма, уроком, учившим людей не доверять самым гуманным, самым щедрым заверениям правителей облагодетельствовать человечество»22.

Итак, разоблачая макиавеллизм Екатерины II, «Завещание» компрометировало и теорию «просвещенного абсолютизма». В контексте общеевропейских событий начала XIX в. оно призывало к консолидации революционных сил Франции – - ведь в нем Екатерина II заклинала своего преемника на троне покончить с революционной страной, как только обнаружится слабость республиканской власти. Одновременно «Завещание» предупрежда-ло об опасности набиравшей силу власти Наполеона для истинных идеалов революции.

Подделка Марешаля была обращена прежде всего к европей-кому читателю. Свергая с пьедестала Екатерину II, она развенчивала иллюзии веры в просвещенного монарха у идеологов французской революции. Не случайно в «Завещании» Екатерина II с нескрываемым цинизмом говорит о своих связях с Вольтером и Дидро которые придали блеск ее царствованию.

Марешаль, создавая «Завещание», не шел на сделку с собственными убеждениями. Его мистификация – не прямое публицистическое изобличение, не попытка эзоповым языком или с помощью сатирической зарисовки достигнуть надлежащего эффекта, а совершенно оригинальный способ «саморазоблачения персонажа». Сделано это было с большим мастерством, тем более что за плечами автора уже был немалый опыт всевозможных мистификаций. Еще в 1784 г. он издал свою «Книгу, спасшуюся от потопа, или Вновь открытые псалмы», в которой в форме религиозных текстов изложил демократические убеждения, выразил протест против религиозного засилья, частной собственности, монархии. Примечательно, что, публикуя «(Завещание», Марешаль не слишком старался убедить читателя в его подлинности, использовав всего два средства прикрытия подделки: легенду о получении списка от неизвестного русского литератора и маргиналий «Окончание отсутствует», намекающий на то, что из-за скоропостижной смерти Екатерина II не успела завершить свои наставления сыну. Марешаль оставил как бы и намеки на свое авторство: в тексте «Истории России» он написал, что «Завещание» «не чуждо данному сочинению», а также сообщал об известной ему переписке Екатерины II с Вольтером.

Подделка Марешаля, полемически заостренная против просветителей, встретила живой отклик в русском обществе. Разумеется, русскому читателю XIX в. нелегко было разобраться в истинных целях фальсификации, а тех, кто догадывался о них, «Завещание» привлекало по разным соображениям. Высказанные в «Завещании» мысли не могли не вызвать возмущения у одних и желания своевременно, как, например, Терновский, пропагандировать их – у других. Политически острое сочинение Марешаля полностью издать долгое время никто не решался. Сегодня оно Для нас – один из документов эпохи Французской революции, плод размышлений ее видного идеолога.

Глава восьмая

МОСКОВСКИЙ ПАЛЕОТАФ А. И. БАРДИН

Свиток истлевший с трудом развернули.

Напрасны усилья: в старом свитке прочли книгу, известную всем…

А. Дельвиг. Эпиграммы

У каждого свои причуды

И свой аршин с своим коньком…

П. А. Вяземский Очерки Москвы

О московском мещанине Антоне Ивановиче Бардине (умер в 1841 г.) нам известно до обидного мало. Судя по уважительным, хотя и немногочисленным отзывам современников, человеком Бардин был незаурядным, знатоком рукописного и книжного наследия, старинных вещей, икон, в течение многих лет вместе с сыном промышляя их перепродажей. Благодаря этому он стал хорошо знаком московским собирателям и любителям древностей – в его антикварной лавке, например, археографы К. Ф. Калайдович и П. М. Строев приобретали не раз ценные рукописи и редкие книги1. Калайдович, готовя в 1882 г. статью «О книгопродавцах духовных книг и гражданских», намеревался посвятить ему специальный раздел как торговцу светскими книгами2. И вместе с тем современники, собираясь посетить в очередной раз этого торговца антиквариатом, неизменно предупреждали друг друга: необходимо остерегаться, здесь может быть подделка Бардина.

По свидетельству хорошо знавшего Бардина историка М. П. Погодина, немало приобретшего через него ценных материалов, Бардин был «мастер подписываться под древние почерки»3. Этот своеобразный дар Бардин использовал для фабрикации подделок письменных источников, поставив дело их изготовления на широкую ногу. В настоящее время известно не менее 25 подделок Бардина в различных хранилищах нашей страны4 – надо полагать, что это еще далеко не все, что вышло из-под его пера. Трудно сказать, с какого времени Бардин увлекся изготовлением фальшивок. Известны две его подделки с экслибрисами архангельской библиотеки князей Голицыных, что дает основание отнести их изготовление к первому десятилетию XIX в., когда рукописи этой библиотеки еще не были приобретены графом Ф. А. Толстым. Несомненно же, что «расцвет» творчества Бардина приходится на время после 1812 г.

Миниатюра А. И. Бардина (возможно, с элементами автопортрета) в одной