Карл VII. Жизнь и политика (ЛП) - Контамин Филипп Страница 31

В качестве добавки к этому назначению Карл VII даровал Маргарите Бургундской, жене Ришмона и вдове Дофина Людовика Гиеньского, дауэр (вдовий удел, которым Ришмон мог пользоваться), включавший в себя Жьен, Фонтене-ле-Конт, Дюн-ле-Руа (Дюн-сюр-Орон) и Монтаржи. Очевидно, что от нового коннетабля, который был опытным воином и человеком в самом расцвете сил (32 года), ожидали многого.

К тому же, чтобы устранить оставшееся недоверие, Карл VII предостабил герцогу Бретонскому в качестве заложников Жана, бастарда Орлеанского и Гийома д'Альбре, сеньора д'Орваль, и передал Ришмону четыре крепости, где тот разместил своих людей: Лузиньян, Лош, Шинон и даже Меэн-сюр-Йевр. Однако королю, было выдвинуто еще одно требование: он должен был поклясться удалить из своего королевства (и не только от своего двора) всех тех, кто был виновен в смерти герцога Бургундского и похищении герцога Иоанна Бретонского (Танги дю Шателя, президента Луве, Пьера Фротье и Гийома д'Авогура)[200].

Официальное примирение Карла VII и Иоанна V состоялось только 7 октября 1425 года. Герцог стал одним из главных советников короля и обязался совместно с королевой Иоландой и герцогом Савойским способствовать его примирению с герцогом Бургундским. К тому же, он получил управление финансами Лангедойля при технической помощи двух генералов финансов, один из которых назначался королем, а другой им самим. Считалось, что эта мера поможет найти как можно больше денег для ведение войны против англичан. Короче говоря, если бы все шло по плану, то над французской монархией осуществлялась бы двойная бретонская опека: в политической и финансовой сфере — Иоанном V, в военной — его братом Ришмоном. Чтобы подкрепить свой план, Иоланда заставила своего зятя отозвать во Францию Людовика III. Последний, возможно, в 1427 году делал вид, что подчинился, но оставался в тени, а затем быстро вернулся в Италию.

В политическом плане интрига была успешной, поскольку привела к смене команды находившейся у власти и, возможно, умонастроений в обществе. Мудрые люди это одобрили. Но в военном отношении это был провал: графство Гиз было быстро завоевано его новым владельцем Жаном де Люксембургом, Ле-Ман был занят англичанами, и, как мы уже видели, контрнаступление, возглавленное Ришмоном, потерпело неудачу под стенами Понторсона. В результате Иоанн V поспешил заключить с англичанами перемирие, а 8 сентября 1427 года вступил с ними в союз, пообещав принести в традиционной форме оммаж Генриху VI, как королю Франции, как только тот посетит королевство. Надо сказать, что в ожидании разрешения ситуации Иоанн V, даже после возвращения в лагерь Бедфорда, сохранял осторожный нейтралитет.

Возобновление контактов с Бургундией

Самой важной, но и самой сложной проблемой (она не находила своего решения, по крайней мере, до Аррасского договора 1435 года) было возобновление контактов с герцогом Бургундским. Роль посредника в этом деле взял на себя Амадей VIII, герцог Савойский, дядя герцога Филиппа Доброго по своей жене Марии, сестре Иоанна Бесстрашного. В рассматриваемое время Амадею было около сорока лет (родился в 1383 году). Он правил Савойей с конца XIV века и в 1416 году получил от Сигизмунда Люксембурга герцогский титул. Этот умудренный жизненным опытом человек, который был скорее дипломатом, чем полководцем, являлся представителем династии, которая на протяжении XIV века активно поддерживала королей Франции в их войнах против англичан. Еще до убийства на мосту Монтеро он пытался примирить Дофина и Иоанна Бесстрашного. С обеих сторон Амадея оповестили об обстоятельствах убийства, и он был вынужден без колебаний принять бургундскую версию. "В течение первого года после смерти Иоанна Бесстрашного герцог Савойский поддерживал вежливые, но осторожные отношения с герцогом Бургундским, Дофином и Генрихом V. Из Тонона (одной из его столиц) постоянно отправлялись письма в Лилль, Бурж и Париж, в три столицы, трех правительств Франции"[201].

Незадолго до заключения договора в Труа герцог Савойский написал очень теплое письмо Генриху V (28 апреля 1420 года). Затем состоялась встреча в замке Рипайль между Филиппом Бургундским и Амадеем VIII (март 1422 года). Но контакты с Дофином не прерывались, и герцог направил в Бурж Гаспара де Монмайора, маршала Савойи. Под давлением Мартина V Амадей VIII предложил провести франко-бургундскую конференцию в своем замке в Бур-ан-Брессе. Это был решающий шаг, поскольку по логике договора в Труа, в лучшем или худшем случае, конференция должна была произойти между Карлом VII и герцогом Бедфордом. Тем не менее конференция с участием нового канцлера Бургундии Николя Ролена прошла с 7 по 22 января 1423 года. На настойчивые требования герцога Савойского бургундские послы в конце концов заявили, что Карл VII, чтобы получить прощение за убийство герцога Иоанна Бесстрашного, должен принести официальные извинения Филиппу и его подданным, арестовать виновных, построить церковь на месте преступления и учредить вечные поминальные мессы во всех соборах королевства. Короче говоря, от Карла потребовали официально отмежеваться от убийц и загладить свою вину. Но это был лишь один из аспектов примирения (не самый простой, поскольку на карту была поставлена честь короля); кроме того, предполагалась значительная финансовая компенсация и передача значительных территорий, которые в конце-концов Карл VII и передал в 1435 году. Конференция закончилась ничем, и герцог Савойский 20 января предложил провести новую, которая должна была состояться в Шалоне 12 апреля 1423 года. Но как раз в это время в Амьене было заключено тройственный союз между герцогами Бедфордом, Бургундским и Артуром де Ришмоном, и конференция не состоялась.

В декабре 1423 года Амадей VIII и Филипп Бургундский встретились в Шалоне, несомненно, для продолжения переговоров. В сентябре-октябре 1424 года в Шамбери состоялись конференции, на которых было заключено частичное перемирие, начавшееся 5 октября 1424 года и закончившееся 1 мая 1425 года.

В декабре 1424 года в Маконе состоялась еще одна конференция, на которой присутствовали герцоги Бургундский и Бретонский, графы Ришмон и Клермонский, последний представлял короля вместе с архиепископом Реймса Рено де Шартром. Целью собрания было изменение правительственной команды окружавшей Карла VII, путем отстранения соучастников убийства в Монтеро и учреждением возле короля или, скорее, над ним кондоминиума Бретань-Савойя. Фактически, маршал Гаспар де Монмайор уже присутствовал на Советах Карла VII, который признал, что "в прошлом следовал дурным советам".

Конференции в Сен-Лоран-ле-Макон и Монлюэле (январь и май 1425 года) делу не помогли, как и Женевская конференция в марте 1427 года. Очевидно, что ни для одной из сторон время еще не пришло. Но было ли, в интересах Карла VII выполнять требования Филиппа Доброго сейчас, когда у него еще оставалась надежда отделаться меньшими потерями? Тем не менее, тот простой факт, что герцог Бургундский, хоть и очень осторожно, согласился вступить в переговоры с Карлом VII, показал, что он не был строго верен духу договора в Труа. По логике вещей, переговоры с "мятежником" должен был вести Генрих VI или, скорее, регент Бедфорд, даже если последнему пришлось бы привлечь для этого некоторых своих союзников. Однако ни один представитель "английской Франции" не присутствовал ни в Маконе, ни в Шамбери, ни в других местах. Бедфорд, должно быть, был раздражен и обеспокоен тем, что эти конференции вообще состоялись, и доволен тем, что они не отменили режим "окончательного мира" — режим, который он держал в своих руках. Правда, Бедфорд, в силу несовершеннолетия Генриха VI, не имел свободы действий и считал своим долгом передать все наследство Генриха V в целости и сохранности своему племяннику, который один имел право, когда придет время, поступить с ним по своему усмотрению.