Дневник плавания с Берингом к берегам Америки. 1741-1742 - Георг Вильгельм Стеллер Страница 30

Несмотря на настоятельные требования лейтенанта, мы не могли взять его к себе в хижину, но обещали проследить, чтобы для него и нескольких больных была построена отдельная. Мы велели нашим людям сделать это, а пока ему приходилось сносить пребывание вместе с остальными в казарме[215].

В этот день от трех человек, высланных нами на разведку[216], мы получили печальное известие (которое привело нижние чины в еще большее уныние и сделало их менее сговорчивыми), что на западе они не нашли никаких признаков того, что это Камчатка; скорее человеческие существа никогда здесь не бывали[217].

К тому же мы ежедневно страшились, что постоянные шторма внезапно унесут судно в море, а с ним весь наш провиант и надежду на возвращение, поскольку через три или четыре дня из-за высокой волны мы уже не смогли бы добраться до судна на боте и слишком много затруднений происходило из-за мастера Хитрова, которому уже некоторое время назад было приказано вывести судно на отмелый берег[218]. Кроме того, десять или двенадцать человек, работавшие до сих пор сверх силы без отдыха и до конца этого месяца принужденные часто до самых подмышек заходить в холодную морскую воду, были настолько измучены, что мы считали своей непреложной обязанностью помогать им.

Итак, нужда, недостаток одежды, холод и сырость, слабость, болезнь, нетерпение и отчаяние ежедневно посещали нас.

Даже коротким отдыхом наслаждались с тайной надеждой, что он укрепит нас для еще более тяжкого и непрестанного труда, который предстоял в будущем. Но когда к концу ноября[219] пакетбот был выброшен на берег штормом быстрее, чем это могло бы сделать человеческое умение, люди получили передышку.

ГЛАВА 8

СМЕРТЬ БЕРИНГА

Теперь я считаю необходимым изложить здесь все, что происходило с нами изо дня в день, в том порядке, как это записано в моем дневнике, потому что с этого момента, за исключением погоды, о которой я скажу отдельно, и наших ежедневных трудов, редко случалось что-нибудь особенное. Тем не менее в должном месте я не пропущу чрезвычайных событий.

Наши надежды укрепились с появлением пищи, хотя и не изобильной, утомительные посещения корабля внезапно сделались ненужными, и через несколько дней люди стали воздерживаться от любой работы, чтобы передохнуть и выполнять лишь необходимое по хозяйству, что и так было слишком тяжело.

Вторично мы направили трех человек[220], которые должны были повернуть в восточном направлении и пойти в глубь земли, чтобы тщательно ее обследовать, потому что все еще оставалась надежда — хотя и не слишком подкрепленная, — что это может быть Камчатка, что могла быть допущена ошибка в широте, что это местность вокруг Олютора, каковое мнение согласовалось с тем, что там так же много песцов и они, возможно, происходят от камчатских. Другие по-прежнему хотели считать землю мысом Кроноцким, и, хотя недостаток оснований для такого мнения был очевиден, им, верно, хотелось обманывать себя, чтобы легче жить с этой надеждой.

На берегу умерли следующие люди: в самом начале[221] старый и опытный штурман Андреас Хессельберг, который прослужил на море более пятидесяти лет и в возрасте 70 лет исполнял свою службу с подобающей верностью. Однако ему пришлось дожить до такого несчастья, что, хотя он превосходил многих славных людей на флоте, которые знали его достоинства и многое от него переняли, теперь же с ним обращались как с глупым ребенком и недееспособным люди, вдвое моложе его и втрое менее опытные и лишь недавно узнавшие от него часть того, что знали. Он видел себя настолько презираемым, что нельзя было не относиться к его уделу с особым сочувствием: как за столь долгой и верной службой и добрым поведением мог последовать такой жалкий и бесславный конец. Он наступил только потому, что капитан-командор и прочие мало обращали внимания на его увещевания, поскольку из-за глупой прихоти и высокомерия сверху вниз смотрели на каждого, кто не соглашался с ними, и поступали, как считали нужным, что и привело к таким последствиям.

Кроме него умерли два гренадера, один канонир, слуга мастера и один матрос[222].

8 декабря умер капитан-командор Беринг, по имени которого позднее был назван этот остров, а днем позже — подшкипер Хотяинцов, бывший ранее его адъютантом. Наконец, 8 января скончался последний из нашего экипажа, кому суждено было умереть, а именно прапорщик Лагунов, тринадцатый по счету.

Ввиду того, что печальная кончина капитана-командора Беринга произвела разное впечатление на разных людей, я не могу не остановиться ненадолго на некоторых предшествующих обстоятельствах.

Покойный капитан-командор Витус Беринг был по рождению датчанин, по вере праведный и благочестивый христианин, по поведению благовоспитанный, дружелюбный, спокойный человек, по этой причине любимый всею командой, снизу доверху. После двух плаваний в Индию в 1704 году он поступил лейтенантом флота на русскую службу, которую в течение 38 лет до своей кончины в 1741 году исполнял со всей возможной преданностью, дослужившись до чина капитана-командора. Его привлекали к исполнению различных предприятий, из коих наиболее важными были две экспедиции на Камчатку.

По разным свидетельствам можно судить о том, как он вел себя в самой последней, великой и — из-за множества злоключений — самой тяжелой экспедиции. Тем не менее беспристрастный ум не может вынести иного суждения, чем то, что он всегда стремился изо всех сил и способностей наилучшим образом выполнить порученное, хотя сам признавал и часто сетовал, что у него не хватает сил нести такое бремя; что экспедиция оказалась гораздо больше и продолжительнее, чем он предполагал; а также, что в его возрасте он не желал бы ничего лучше, чем передать все предприятие молодому, энергичному и уверенному в себе человеку русского происхождения, который во многих случаях поступал бы куда смелее и правильнее, чем старый человек и иностранец.

Хотя известно, что этот человек не был рожден принимать быстрые решения и осуществлять стремительные